В одном из городов Ростовского уезда идет суд. Боярин Осетр, воевода Хвалынского моря Сом и судные мужики – Судак и Щука-трепетуха рассматривают челобитную на Ерша, которую составили крестьяне Ростовского уезда, рыбы Лещ и Голавль. Они обвиняют Ерша в том, что он, придя с Волги-реки в Ростовское озеро, которое исстари было их вотчиной, попросился пожить вместе с семьей, а потом освоился, расплодил детишек и выгнал их, крестьян, из вотчины, безраздельно завладев их наследственным владением, Ростовским озером. Ерш отвечает суду, что он, родом из мелких бояр, никого не бил и не грабил, поскольку Ростовское озеро всегда было его собственностью и принадлежало еще его деду, старому Ершу, а Лещ и Голавль – его, Ерша, обвинители – были у его отца в холопах.
Ерш в свою очередь обвиняет Леща и Голавля: они, неблагодарные, забыв о том, что он отпустил их на волю и велел жить у себя, во время голода отправились на Волгу и расселились там по заливам, после чего начали покушаться на его голову с челобитьем. Ерш жалуется суду, что Лещ и Голавль сами – воры и разбойники и желают вконец разорить его. Ерш завершает свои речи тем, что упоминает о знакомствах с большими князьями, боярами и дьяками, которые кушают его, Ерша, и “с похмелья животы поправляют”. Истцы же, Лещ и Голавль, в ответ на запрос судей, ссылаются на свидетелей и просят, чтобы за ними послали и их выслушали.
И свидетели показывают, что Лещ и Голавль – добрые люди, божии крестьяне, кормятся от своей силенки, живут своей вотчиной, а Ерш – ябедник, лихой человек, вор и разбойник, никому от него житья нет, и многих честных людей он своими кознями разорил и погубил голодной смертью. Свидетели утверждают, что рода он самого низкого и не боярского, а что касается до знакомства и дружбы с князьями и боярами, то Ерш нагло лжет, ибо хорошо знают Ерша лишь неимущие люди, бражники и всякая кабацкая голытьба, которым не на что хорошей рыбы купить.
Последним перед судьями предстает Осетр и рассказывает им о том, как подло и коварно поступил с ним Ерш: он встретил его, Осетра, в устье Ростовского озера, назвался ему братом и отсоветовал идти к озеру, где, как Осетр потом узнал, всегда есть обильный корм. Осетр поверил Ершу, из-за чего семейство его чуть не померло с голоду, а сам он попал в невод, куда нарочно его заманил злонамеренный Ерш. Суд со вниманием выслушивает истцов, свидетелей и ответчика и приговаривает: Леща и Голавля оправдать, а Ерша обвинить и выдать истцу, Лещу. Ерша казнят торговой казнью и вешают за воровство и ябедничество в жаркие дни на солнце.
Сочинение по литературе на тему: Краткое содержание Повесть о Ерше Ершовиче, сыне Щетинникове
Другие сочинения:
- Сага о Гисли, сыне Кислого Основные события, описанные в саге, считаются исторически достоверными, они восходят к 962-978 гг.; висы (стихотворные строфы), приписываемые Гисли, скорей всего сочинены значительно позже. Торбьерн женится на Торе, и у них рождаются дети: дочь Тордис, старший Read More ......
- Повесть временных лет Вот свидетельства прошедших годов о том, когда впервые упоминается и от чего происходит название “Русская земля” и кто раньше начинает княжить в Киеве, – об этом поведем рассказ. О славянах После потопа и смерти Ноя три его Read More ......
- Повесть о красавице Ли В стародавние времена подрастал в семье знатного сановника сын, юноша необычайных дарований. Отец гордился им. Пришла пора отправляться на государственные экзамены в столицу. Юноша въехал в Чанъань через ворота квартала увеселений и тотчас заприметил возле одного Read More ......
- Повесть о Бове королевиче В великом государстве, в славном граде во Антоне жил-был Гвидон. Узнал он однажды о прекрасной королевне Милитрисе и посватался к ней. Отец Милитрисы дал свое согласие. У молодых через три года родился сын, и назвали его Read More ......
- Повесть о Савве Грудцыне В годы Смутного времени жил в Великом Устюге купец Фома Грудцын-Усов. Претерпев много бед от нашествия поляков, он переселился в Казань – туда поляки еще не доходили. Жил он в Казани с женою, пока не воцарился Read More ......
- Повесть о доме Тайра Много было в мире князей, всесильных и жестоких, но всех превзошел потомок старинного рода князь Киемори Тайра, правитель-инок из усадьбы Рокухара, – о его деяниях, о его правлении молва идет такая, что поистине не описать словами. Read More ......
- Повесть о Еруслане Лазаревиче Жил царь Киркоус, и был у него дядя Лазарь. Сын князя, Еруслан Лазаревич, в десять лет был изгнан из царства. Его недюжинная сила приносила во время игр со сверстниками одни беды: кого он возьмет за руку Read More ......
- Повесть об Акире Премудром Акир был советником у Синагрипа, царя Адорской и Наливской земли. Ему было возвещено от Бога, что он останется бездетным. У Акира была жена и огромное богатство, но не было наследника. Воздвиг он жертвенники и стал молиться Read More ......
В одном из городов Ростовского уезда идѐт суд. Боярин Осѐтр, воевода Хвалынского моря Сом и судные мужики - Судак и Щука-трепетуха рассматривают челобитную на Ерша, которую составили крестьяне Ростовского уезда, рыбы Лещ и Голавль. Они обвиняют Ерша в том, что он, придя с Волги-реки в Ростовское озеро, которое исстари было их вотчиной, попросился пожить вместе с семьѐй, а потом освоился, расплодил детишек и выгнал их, крестьян, из вотчины, безраздельно завладев их наследственным владением, Ростовским озером. Ёрш отвечает суду, что он, родом из мелких бояр, никого не бил и не грабил, поскольку Ростовское озеро всегда было его собственностью и принадлежало ещѐ его деду, старому Ершу, а Лещ и Голавль - его, Ерша, обвинители - были у его отца в холопах.
Ёрш в свою очередь обвиняет Леща и Голавля: они, неблагодарные, забыв о том, что он отпустил их на волю и велел жить у себя, во время голода отправились на Волгу и расселились там по заливам, после чего начали покушаться на его голову с челобитьем. Ёрш жалуется суду, что Лещ и Голавль сами - воры и разбойники и желают вконец разорить его. Ёрш завершает свои речи тем, что упоминает о знакомствах с большими князьями, боярами и дьяками, которые кушают его, Ерша, и «с похмелья животы поправляют». Истцы же, Лещ и Голавль, в ответ на запрос судей, ссылаются на свидетелей и просят, чтобы за ними послали и их выслушали.
И свидетели показывают, что Лещ и Голавль - добрые люди, божии крестьяне, кормятся от своей силѐнки, живут своей вотчиной, а Ёрш - ябедник, лихой человек, вор и разбойник, никому от него житья нет, и многих честных людей он своими кознями разорил и погубил голодной смертью. Свидетели утверждают, что рода он самого низкого и не боярского, а что касается до знакомства и дружбы с князьями и боярами, то Ёрш нагло лжѐт, ибо хорошо знают Ерша лишь неимущие люди, бражники и всякая кабацкая голытьба, которым не на что хорошей рыбы купить.
Последним перед судьями предстаѐт Осѐтр и рассказывает им о том, как подло и коварно поступил с ним Ёрш: он встретил его, Осѐтра, в устье Ростовского озера, назвался ему братом и отсоветовал идти к озеру, где, как Осѐтр потом узнал, всегда есть обильный корм. Осѐтр поверил Ершу, из-за чего семейство его чуть не померло с голоду, а сам он попал в невод, куда нарочно его заманил злонамеренный Ёрш. Суд со вниманием выслушивает истцов, свидетелей и ответчика и приговаривает: Леща и Голавля оправдать, а Ерша обвинить и выдать истцу, Лещу. Ерша казнят торговой казнью и вешают за воровство и ябедничество в жаркие дни на солнце.
«Рыбам господам: великому Осетру и Белуге, Белой рыбице, бьет челом Ростовского озера сынчишко боярский Лещ с товарищи. Жалоба, господа, нам на злаго человека, на Ерша Щетинника, и на ябедника. В прошлых, господа, годех было Ростовское озеро за нами; а тот Ерш, злой человек, Щетинников наследник, лишил нас Ростовского озера, наших старых жиров расплодился тот Ерш по рекам и по озерам; он собою мал, а щетины у него, аки лютые рохатины, и он свидится с нами на стану — и теми острыми своими щетинами подкалывает наши бока и прокалывает нам ребра, и суется по рекам, аки бешеная собака, путь свой потеряв. А мы, господа христиански лукавством жить не умеем, а браниться и тягаться с лихими людьми не хотим, а хотим быть оборонены вами, праведными судьями».
Судьи спрашивали ответчика Ерша: «ты, Ерш, истцу Лещу отвечаешь ли?» Ответчик Ерш рече: «отвечаю, господа, за себя и за товарищев своих в том, что-то Ростовское озеро было старина дедов наших, а ныне наше, а он, Лещ, жил у нас в суседстве на дне озера, а на свет не выхаживал. А я, господа, Ерш, божиею милостью, отца своего благословением и матерними молитвами, не смутщик, не вор, не тать и не разбойник, в приводе нигде не бывал, воровского у меня ничего не вынимывали; человек я добрый, живу я своею силою, а не чужою; знают меня на Москве и в иных великих городех князи и бояре, стольники и дворяне, жильцы московские, дьяки и подьячие и всяких чинов люди: и покупают меня дорогою ценою, и варят меня с перцом и с шафраном, и ставят пред собою честно, и многие добрые люди кушают с похмелья и кушавши поздравляют».
Судьи спрашивали истца Леща: «ты, Лещ, чем его уличаешь?» Истец Лещ рече: «уличаю его божиею правдою да вами, праведными судьями». Судьи спрашивали истца Леща: «кому у тебя ведомо про Ростовское озеро и о реках и о востоках, и на кого шлешься?»
Истец Лещ рече: «и шлюсь я, господа, из виноватых на добрых людей разных городов и областей; есть, господа, человек добрый живет в немецкой области под Ивановым городом в реке Нарве, по имени рыба Сиг, а другой, господа, человек добрый, живет в Новгородской области в реке Волхове, по имени рыба Лодуга». Спрашивали ответчика Ерша: «ты, Ерш, шлешься ли на Лещеву правду, на таковых людей?» И ответчик Ерш рече: «слатися, господа, нам на таковых людей не уметь; Сиг и Лодуга — люди богатые, животами прожиточны, а Лещ такой же человек заводной, шлемся в послушество». И судьи спрашивали ответчика Ерша: «почему у тебя такие люди недрузья и какая у тебя с ними недружба?» Ответчик Ерш рече: «господа мои судьи, недружбы у нас с ними никакой не бывало, а слатися на них не смеем — для того, что Сиг и Лодуга люди великие, а Лещ такой же человек заводной; они хотят нас, маломочных людей, испродать напрасно».
Судьи спрашивали истца Леща: «еще кому у тебя ведомо Ростовское озеро, и о реках и о востоках, и на кого шлешься?» Истец Лещ рече: «шлюсь я, господа, из виноватых есть человек добрый, живет в Переславском озере, рыба Сельд».
Судьи спрашивали ответчика Ерша: «ты, Ерш, шлешься ли на Лещеву правду?» Ответчик же Ерш рече: «Сиг и Лодуга и Сельд с племени, а Лещ такой же человек заводной: в суседстве имаются, где судятся — едят и пьют вместе, про нас не молвят».
И судьи послали пристава Окуня и велели взять с собою в понятых Мня, приказали взять в правде переславскую Сельд. Пристав же Окунь емлет в понятых Мня, а Мень Окуню приставу сулит посулы великие и рече: «господине Окуне! аз не гожуся в понятых быть: брюхо у меня велико — ходить не могу, а се глаза малы, далеко не вижу, а се губы толсты — пред добрыми людьми говорить не умею». Пристав же Окунь емлет в понятых Головля и Езя. И Окунь поставил в правде переславскую Сельд. И судьи спрашивали в правде у переславской Сельди: «Сельд, скажи ты нам про Леща и про Ерша и промеж ими про Ростовское озеро». Сельд же рече в правде, — «Леща с товарищи знает; Лещ человек добрый, христианин божий, живет своею, а не чужою силой, а Ерш, господа, злой человек, Щетинник, ябедник, скитается по рекам и по озерам, а где тот Ерш впросится ночевать, и он тут хочет и племя развести». И судьи спрашивали. — «Правда, Сельд переславская, скажи ты про того Ерша, знают ли его на Москве князья и бояре, дьяки и дворяне, попы и дьяконы, гости богатые?» «Правда, — Сельд переславская сказала, — знают его на Москве на земском дворе… ярышки кабацкие; у которого лучится одна деньга, и на ту деньгу купит Ершев много, половину съедят, а другую расплюют и собакам размечут, да сверх того ведомо то и самому Осетру, каков тот Ерш!» И Осетр сказал: «господа! Аз вам не правда, ни послух и скажу вам правду божию, а свою беду: когда я шел из Волги-реки к Ростовскому озеру и к рекам жировать, и он меня встретил на устье Ростовского озера и нарече мя братом, а я лукавства его не ведал, а спрошать про него, злого человека, никого не случилось, и он меня вопроси: братец Осетр, где идеши? И аз ему поведал: иду к Ростовскому озеру и к рекам жировать. И рече ми Ерш: братец Осетр, когда аз шел Волгою-рекою, тогда аз был толще тебя и доле, бока мои терли у Волги-реки берега, очи мои были аки полная чаша, хвост же мой был аки большой судовой парус; ныне, братец Осетр, видишь ты и сам, каков я стал скуден, иду из Ростовского озера. Аз же, господа, слышав такое его прелестное слово, и не пошел в Ростовское озеро к рекам жировать; дружину свою и детей голодом морил, а сам от него в конец погинул. Да еще вам, господа, скажу: тот же Ерш обманул меня, Осетра, старого мужика, и приведе меня к неводу и рече ми: братец Осетр, пойдем в невод: есть там рыбы много. И я его нача посылати наперед. И он, Ерш, мне рече: братец Осетр, коли меньшой брат ходит наперед болыпаго? И я на его, господа, прелестное слово положился и в невод пошел, обратился в невод да увяз, а невод — что боярский двор: итти ворота широкие, а вытти узки. А тот Ерш за невод выскочил в ячею, а сам мне насмехался: ужели ты, братец, в неводу рыбы наелся! А как меня поволокли вон из воды, и тот Ерш нача прощатися: братец, братец Осетр! прости, не поминай лихом. А как меня мужики на берегу стали бить дубинами по голове, и я нача стонать, и он, Ерш, рече ми: братец Осетр, терпи христа ради!»
Конец судного дела. Судьи слушали суднаго дела и приговорили: Леща с товарищи оправить, а Ерша обвинить. И выдали истцу Лещу того Ерша головою и велели казнить торгового казнию — бити кнутом и после кнута повесить в жаркие дни против солнца за воровство и за ябедничество. А у суднаго дела сидели люди добрые: дьяк был Сом с большим усом, а доводчик Карась, а список у судного дела писал Вьюн, а печатал Рак своей задней клещею, а у печати сидел Вандыш переславской. Да на того же Ерша выдали правую грамоту: где его застанут в своих вотчинах, тут его без суда казнить.
Рече Ерш судьям, — «господа судьи! судили вы не по правде, судили по мзде. Леща с товарищами оправили, а меня обвинили». Плюнул Ерш судьям в глаза и скочил в хворост: только того Ерша и видели.
Повесть о Ерше Ершовиче - страница №1/1
Повесть о Ерше Ершовиче
В море перед большими рыбами сказание о Ерше, Ершове сыне Щетинникове, об ябеднике, воре, разбойнике и лихом человеке, и как с ним тягались рыбы Лещ да Голавль
Был в некотором городе Ростовского уезда суд. Судил боярин Осетр, да воевода Хвалынского моря Сом, да тут же в суде сидели судные мужики – Судак да Щука-трепетуха. Били челом на Ерша, а в том челобитье написано:
«Бьют челом и плачутся божии сироты, а ваши крестьяне Ростовского уезда, рыбы Лещ да Голавль. Жалоба к вам, господам, на Ерша, Ершова сына Щетинникова, на ябедника, на лихую образину, раковые глаза, острые щетины, на бездельника, непотребного человека. Исстари, господа, нам было приписано Ростовское озеро и дано было вами в вотчину нам, сиротам вашим, после отцов наших навеки прочно. А тот Ерш – ябедник, бездельник, обмерщик, обворщик, лихой человек, постылая собака, острые щетины – пришел из Волги-реки, из Ветлужского поместья, Козьмодемьянского уезда, по Выре-реке к нам в Ростовское озеро. Приволокся в зимнюю непогожую пору, окоченел, замазался и заморозился, словно рак, и ноздри себе замарал. А кормился он, идучи, по болотам и, придя к Ростовскому озеру, попросился к нам ночевать на одну ночь, а назвался неизвестным крестьянином. Потом, переночевав, упросил, чтоб ему у нас до времени пожить, обогреться и покормиться с женкою и с детишками своими. А идти бы ему жить-жировать обратно в Кудму-реку. И тот Ершишка-воришка в нашем Ростовском озере подле нас пожил и детишек расплодил, дочь свою выдал за Вандышина, Расплевина сына, и стакнулся со всем племенем своим скопом против нас в заговоре, нас, крестьян, перебил и разграбил и щетиньем своим острым изувечил, из вотчины вон выбил и озером завладел понапрасну, надеясь на свое насилие да на острое щетинье, а нас, с женами и детишками, хочет поморить голодной смертью. Смилуйтесь, государи бояре-судьи, дайте праведный суд».
И по тому прошению Ерш в ответ пошел. А в ответе сказал: «В сем деле отвечать буду, а на них буду искать за бесчестье мне большое. Назвали они меня бездельным человеком. А я их отнюдь не бил и не грабил; ничего не знаю, не ведаю. А озеро Ростовское – мое, да еще и дедовское. Дано навеки прочно старому Ершу, деду моему. А родом исстари мы детишки боярские, из мелких бояр, переяславцы, по прозвищу Вандышевы. А тот Лещ да Голавль бывали у отца моего в холопах. И я, не похотев греха на батюшкину душу, отпустил их на волю да велел им жить у себя, поить и кормить нас от своих трудов. А из их племени иные есть и ныне у меня в дворне, в холопах. А как озеро высохло в погожее лето и оскудело и настала скудость и голод великий, тот Лещ да Голавль сами уволоклись на Волгу-реку и расселились там по заливам, а потом покусились на мою голову с челобитьем, отчего мне житья не стало. Захотели они меня вконец разорить понапрасну. А они сами по воровству своему на свет не показывались, от меня и от крестьянства прятались. Я же отца своего вотчинами и ныне живу. Не тать я и не разбойник, а добрый человек, живу я своею силенкою, кормлюсь от своей вотчинки, да меня же знают большие князья, бояре, дьяки и гостиные сотни во многих городах, и кушают меня честно, с похмелья животы поправляют».
И судьи истцам стали говорить: «Чем вы Ерша уличаете?» И те начали Ерша уличать, и говорить: «Господа наши судьи, уличим мы его по всей правде, шлемся на причастных к делу свидетелей. Есть у нас добрые люди свидетели: в Новгородской области в Ладожском озере рыба Белуга, да в Неве-реке из доброй же рыбы – Ряпушка, да в Переяславском озере рыба Сельдь залесская, – что поистине то Ростовское озеро наше».
И Ерш в ответ сказал: «Господа судьи! На рыбу Белугу, Ряпушку и Сельдь не сошлюсь, затем что они им сродни и пьют и едят вместе и оттого по мне не скажут. И люди они зажиточные, а я человек небогатый; потому за проезд мне платить нечем, а путь дальний».
И судьи послали, помимо истцов и ответчиков, рыбу Окуня, а за проезд порешили взыскать с виноватого. А в понятые брали с собою Налима-рыбу. И Налим сказал судьям, что в понятых ему нельзя быть. «Брюхо, – говорит, – велико, глаза малы, губы толсты, говорить не умею и память плоха». И потому его за немощью отпустили, а взяли в понятые рыбу Язя да с блюда пригоршню мелкой рыбы. И свидетели по сыске сказали: «Лещ да Голавль – добрые люди, божии крестьяне, кормятся от своей силенки, вотчинкою, а тот Ерш – ябедник, лихой человек, крестьянин, а живет он по рекам и озерам на дне, а на свету мало бывает да, словно змей, из куста колет своим щетиньем. И тот Ерш, выходя в устье, заманивает большую рыбу в невод, а сам всегда вывернется. Куда он, вор, ни попросится ночевать, везде хочет он самого вотчинника подсидеть, и многих людей своим ябедничеством он разорил. Кого из них попустил, а иных поморил голодною смертью. Отродясь у него никого среди детей боярских не бывало». – «А еще он, Ерш, сказывал, будто его знают в Москве и кушают князья да бояре, и правду ли-де он о том объявил?» И истцы показали, что знают Ерша бражники, и кабацкие голыши, и всякие неимущие люди, которым не на что доброй рыбы купить. Купят они ершей на полушку, да половину их разбросают, а другую выплюнут, а остальное выплеснут под ноги да собакам дают есть».
И Осетр сказал: «Господа, я вам не показчик и не свидетель, и скажу вам я правду божескую, а свою беду. Как шел я к Ростовскому озеру и к рекам обильным жировать, тот Ерш повстречался со мною в устье Ростовского озера и назвался мне братом. А я лукавства его не знал, спросить мне было некого про него, лихого человека. А он меня спрашивал: «Куда-де ты идешь, братец Осетр?» И я ему сказал: «Иду-де я к Ростовскому озеру, к рекам обильным жировать». И он мне сказал: «Не ходи ты, братец Осетр, к Ростовскому озеру, к рекам обильным жировать. Стоил-де, братец, я поболе тебя, и пошире твоих бока мои были, от одного берега до другого, так что терлись о берега реки, а очи мои были как полные чаши, а хвост мой был как у большого судна парус, в сорок саженей. А ныне ты, братец, видишь и сам каков иду из того Ростовского озера». И я его послушал, на его обманные слова поддался и воротился: жену и детей с голода поморил, сам от него, Ерша, вконец пропал. Да тот же Ерш, господа, обманул меня, что простого мужика, привел меня к неводу. «Братец-де Осетр, идем в невод, там рыбы наедимся». И я его послушал, на его обманные слова поддался, пошел за ним в невод; думал было воротиться, да и увяз. А тот Ерш выскочил сзади через дыру и сам надо мною же посмеялся: «Ужели ты, братец Осетр, рыбы наелся?» И как меня поволокли из воды на берег, начал он со мною прощаться: «Прости-де, братец Осетр, не поминай лихом»”.
И судьи приговорили: Леща оправдали, а Ерша обвинили, и выдали Ерша истцу, Лещу, головою, и велели его казнить торговой казнью: на солнце в жаркие дни повесить его за воровство и за ябедничество.
А судебное дело правили всё добрые люди. Дьяк был Сом с большим усом, судебную запись вел Вьюн, да был еще добрый человек Карась, а печать положил Рак-глазун левою клешнею, а при том сидел еще Вьюн переяславский да Сиг ростовский, а скрепила Стерлядь своим долгим носом. Судебному делу конец. Калязинская челобитная
Великому господину преосвященнейшему архиепископу Симеону Тверскому и Кашинскому.
Бьют челом богомольцы твои, Калязинского монастыря клирошане, дьякон Дамаск да чернец Боголеп с товарищами.
Жалоба наша, государь, на того же Калязинского монастыря архимандрита Гавриила. Живет он не гораздо порядочно, позабыв страх божий и обет монашеский. Досаждает нам, богомольцам твоим, научает он, архимандрит, плутов пономарей в колокола не вовремя звонить, в доски колотить. И они, плуты пономари, меди с колоколов много иззвонили, железные языки поприломали, три доски исколотили, шесть колотушек избили; днем и ночью звонят, и нам, богомольцам твоим, покою нет.
Да он же, архимандрит, приказал старцу Иору в полночь с дубиною подле келий ходить, у сеней в двери колотить, нашу братию будить, и велит всем немедля в церковь ходить. А мы, богомольцы твои, вкруг ведра без порток в одних рубахах по кельям сидим. Не поспеть нам ночью, в девять часов, келейное правило совершить, полведра пивной браги опорожнить, все от краев до дна допить, – все оставляем, из келий вон выбегаем.
Да он же, архимандрит, и казны не бережет, ладана да свечей много сжег, а монастырские слуги тешат нрав его: сожгли на уголья четыре овина с рожью.
А он, архимандрит, в уголья ладан насыпал и попам и дьяконам то же сделать приказал. И по церкви ходит да святым иконам кадит, и тем он иконы запылил, кадилом закоптил, а церковь задымил; а нам, богомольцам твоим, дымом все очи выело, горло завалило.
Д по его же архимандритову велению поставлен у ворот с плетью старец кривой Фадалей, не пускает нас, богомольцев, за ворота в слободу сходить, чтобы скотные дворы присмотреть, телят бы в стадо загнать, цыплят бы в подполье покласть, коровницам благословение подать.
Да он же, архимандрит, приехал в Калязин монастырь и начал монастырский чин разорять, старцев-пьяниц всех повыгонял. И дошло до того, что чуть и монастырь не запустел, некому было вперед и завода заводить, чтобы пива наварить да медом подсытить, на оставшиеся деньги вина прикупить, помянуть умерших старцев-пьяниц. И про то разоренье стало известно на Москве; по всем монастырям да по кабакам осмотр учинили и по осмотре остаток лучших бражников сыскали – подьячего Лукьяна, пьяницу Сулима да с Покровки безграмотного попа Колотилу, для образца их в Калязин прислали, чтобы дела не позабыли, кафтаны добрые свои с плеч спустили, чтобы чина монастырского не забывали, да и своего бы ремесла не скрывали, прочих бы пить научали.
И наша братия в Калязине, все клирошане, с любовью их мастеров, старых питухов, принимали, вкупе с ними о деле размышляли, как бы государевой казне прибыль дать, а в своей мошне денег не держать. А если б нам, богомольцам твоим, власти не мешали, мы бы ничего не жалели и колокола бы поснимали да в Кашине бы на вино променяли.
Да он же, архимандрит, убыточно живет, в праздники и в будни на шею нашей братии накладывает большие цепи, да об нас много батогов изломал, плетей порвал, и тем он казне немалый убыток причинил, а себе мало прибыли получил. В прошлом году, государь, весна была красна, пенька росла крепка, а мы богомольцы твои, меж собою совет держали, чтоб из той пеньки веревки свивать долгие да крепкие, было бы чем из погреба бочки с пивом волочить да по монашеским кельям развозить, было бы чем у сеней двери завалить, чтобы будильщика в келью не пустить, чтоб не мешал он нам пива попить и всю ночь, забавляясь, без штанов просидеть.
А он, архимандрит, догадался и нашего монашеского челобитья испугался: приказал ту пеньку в веревки свивать, да вчетверо сгибать, да на короткие палки навязывать, и вздумал это плетьми называть, а слугам приказал высоко их подымать да на нашу, богомольцев твоих спину тяжко опускать. А нас он, архимандрит, учил, стоя почасту, каноны петь, а нам, богомольцам, и лежа пропевать не поспеть, потому как за плечами тело недужно, а под плетьми лежать душно. А мы, богомольцы твои, по его архимандритову приказу поневоле в церковь идем и по книгам читаем и поем, а зато нам он долго есть не дает, и заутрени и обедни, государь, все не евши поем.
Да он же, архимандрит, нам, богомольцам твоим, и всем лучшим и славным людям, бражникам и пьяницам, гоненье творит, – когда есть прикажет, то ставит пареную репу да редьку вяленую, кисель овсяный, щи мартовские, посконную кашу в вязовой плошке, а в братину квас нальют да стол подадут. А нам, богомольцам твоим, то не сладко – редька, да хрен, да чашник Ефрем. А по нашему бы разуму лучше было бы для постных дней: вязига, да икра, да белая рыбица, тельное, да по две тешки паровых, да семга и сиг, да десять стерлядок, да по три пирога, до по два бы блина пшеничных, молочная каша, а кисель бы с патокою, а в братине бы пиво крепкое, мартовское, да мед, сваренный с патокою.
А у него, архимандрита, и на то не стало разума, – один живет да хлеб сухой жует, мед-то перекис, а он воду пьет. И мы, богомольцы твои, тому дивимся: мыши с хлеба опухли, а мы с голоду мрем. И мы его, архимандрита, добру учили, ему говорили: «Коли ты, архимандрит, хочешь с нами в Калязине дольше пожить, а себе большую честь получить, так ты бы почаще пиво варил да нашу братию поил, пореже б ты в церковь ходил и нас, богомольцев не томил»… Смилуйся, государь, чтобы наши виноватыми не были, затем что за него, архимандрита, нам в казну платить нечем; затем что живем мы, клирошане, небогато; только и добра у нас – ложка да плошка. А если ему, архимандриту, перемены не будет, то мы, богомольцы твои, ударим его, архимандрита, обухами и пойдем в другой монастырь. Где пиво да вино найдем, там и жить начнем; а коли там не загуляем, не помедлим, богомольцы твои, то и вновь в Калязине побываем.
Великий господин преосвященный Симеон, архиепископ Тверской и Кашинский, смилуйся, пожалуй нас.
Вопросы и задания
1. Дайте характеристику бытовавшим в России в XVII веке принципам судопроизводства.
2. Охарактеризуйте социальные отношения в России в XVII веке на материале «Повести о Ерше Ершовиче».
3. Чьи интересы защищает государство в случае, описанном в «Повести о Ерше Ершовиче»?
4. О каких пороках монашества идет речь в «Калязинской челобитной»?
5. Вспомните, что предпринимали светские и церковные власти для искоренения безнравственности среди священнослужителей в правление Ивана Васильевича Грозного, Алексея Михайловича Тишайшего. Изменилось ли что-нибудь в монастырской жизни?
Эта повесть относится к числу тех сатирических произведений, которые были направлены против несправедливого суда, находившегося в руках господствующего класса. В повести высмеивается боярский суд. В суде разбирается дело о насильственном захвате чужой земли, что было обычным явлением в начале XVII века.
Действующими лицами в повести являются рыбы - представители различных социальных слоев и административных должностей. Судьями выступают «рыбы-господа»: «Осётр, Белуга и Белая рыбица», истцом (просителем) - «сынишко боярский» Лещ, ответчик - Ерш, «маломочный» (малоимущий) человек.
Повесть рисует картину судейских порядков в Московской Руси. Лещ подаёт жалобу в суд на Ерша, который незаконно отнял у него вотчину - Ростовское озеро.
Картина суда даётся сатирически. Остроумно высмеивается Осётр, «большой боярин и воевода», легковерный и тупой. Это не раз даёт повод Ершу поиздеваться над ним. Пристав Окунь - взяточник.
Выразительно подчёркнут классовый характер суда.
Наши эксперты могут проверить Ваше сочинение по критериям ЕГЭ
Эксперты сайта Критика24.ру
Учителя ведущих школ и действующие эксперты Министерства просвещения Российской Федерации.
И Лещ, и выставленные им свидетели, равно как и судья, - всё это представители богатых и знатных людей. Ответчик же Ерш - бедный человек. Симпатии автора повести на стороне Ерша.
Слог повести воспроизводит язык челобитных (прошений), судебных бумаг, пестрит выражениями, принятыми в судебной практике того времени. Вместе с тем автор умело пользуется живой разговорной речью, метко характеризующей героев повести.
Повесть широко распространялась в демократической среде не только в XVII, по и в XVIII веке, когда она была переделана народом в сказку.
Говоря об этой повести и о повести «Шемякин суд» уже как о народных сказках, Белинский указывает, «что в них ярко отражается народный ум, народный взгляд на вещи и народный быт. В последнем отношении они могут считаться драгоценнейшими историческими документами.
Обновлено: 2011-05-22
Внимание!
Спасибо за внимание.
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
.
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.
Загрузка...