Петр 1 работает на верфи. Пётр I в Голландии. Судостроительные верфи Ост-Индской компании

Голландия 17 века

Во второй половине XVII века Голландия, как иногда называли Республику семи Соединенных провинций Северных Нидерландов, достигла зенита своего могущества и славы. Она страдала перенаселенностью - два миллиона трудолюбивых голландцев теснились на крохотной территории, - но значительно превосходила всю остальную Европу богатством, числом городов, развитием международных связей. Неудивительно, что процветание этого маленького государства вызывало изумление и зависть у его соседей, а зависть нередко оборачивалась алчностью. Отстоять свою независимость голландцам помогали некоторые черты национального характера. Они обладали храбростью, упорством, осмотрительностью, и когда им приходилось воевать (сначала против испанцев, затем англичан и, наконец, французов), они делали это с присущей им практичностью и одновременно с беззаветным и высоким героизмом. Для защиты своего суверенитета и демократии двухмиллионный народ содержал армию в 120000 солдат и второй по величине флот в мире.

Преуспевание Голландии, как и ее свобода, зиждилось на неустанной работе ума и рук. В большинстве стран тогдашней Европы почти все население было привязано к земле и занято тем, чтобы примитивными способами прокормить себя и создать хоть небольшой излишек продуктов для горожан. А один голландский крестьянин, ухитряясь собирать с каждого акра более высокий урожай, получать больше молока и масла от своих коров и мяса от свиней, был в состоянии прокормить двоих своих сограждан, не занятых в сельском хозяйстве. Поэтому добрая половина населения Голландии высвободилась для другой деятельности и устремилась в коммерцию, промышленность и мореплавание.

Торговля и мореплавание и явились источником невероятных богатств Голландии, жители которой в XVII веке посвятили себя этим занятиям. Огромные порты-близнецы Амстердам и Роттердам были построены в дельте Рейна - там, где крупнейшие водные пути Европы - реки и каналы - встречались с мировым океаном. Почти все движение товаров в Европу или из Европы, вдоль европейских берегов или дальше за моря, шло через Голландию. Английское олово, испанская шерсть, шведское железо, французские вина, русские меха, специи и чай из Индии, лес из Норвегии, шерсть из Ирландии доставлялись в Нидерланды, где их разбирали, обрабатывали, ткали, смешивали, сортировали и водными путями отправляли дальше.

Необходимость перевозить все эти товары, сделала голландцев едва ли не монополистами мирового судоходства. По морям и океанам плавало свыше четырех тысяч голландских торговых судов - больше, чем у всех остальных стран вместе взятых. Голландская Ост-Индийская компания, основанная в 1602 году, и молодая Вест-Индская компания имели конторы в каждом крупном порту мира. Голландские моряки, сочетавшие энергию первооткрывателей с расчетливостью купцов, вели неустанный поиск новых рынков и гаваней. Корабли непрерывно сновали взад-вперед, росли горы товаров, а с ними и прибыли, и голландская торговая республика все богатела и богатела. Для защиты и развития торговли в Амстердаме вводились новые услуги: было изобретено страхование, чтобы уменьшить бремя риска; банки и биржа осваивали кредитные операции и научились в невиданных прежде масштабах направлять общественные займы на финансирование коммерческих предприятий; типографии печатали контракты, фрахтовые счета и прочие типовые бланки, необходимые для налаживания и заключения многих тысяч торговых сделок и оповещения о них. Богатство порождало надежность, надежность порождала кредит, служивший источником новых богатств, - а значит, мощь и слава Голландии продолжали расти и крепнуть. Голландия представляла собой подлинный образец богатого и преуспевающего меркантилистского государства, рай для купца - недаром сюда приезжали набираться опыта в торговых и финансовых делах молодые люди со всей протестантской Европы, а больше всего из Англии и Шотландии. В эту-то блистательную Мекку торговли, мореплавания, культуры и спешил в конце лета 1697 года через немецкие земли нетерпеливый молодой россиянин по имени Петр Михайлов.

В Переславле, в Архангельске, в Воронеже Петр не раз слыхал от голландских корабельных мастеров и капитанов о Саардаме. Этот городок в бухте Эй, в десяти милях к северу от Амстердама, славился как место, где строили лучшие корабли в Голландии. На пятидесяти частных верфях в самом Саардаме и его окрестностях ежегодно строилось около трехсот пятидесяти судов, и говорили, что саардамцы такие ловкие и умелые мастера, что с момента закладки киля до спуска судна на воду у них уходит не больше пяти недель. С годами в душе Петра прочно укоренилось стремление попасть в Саардам и поучиться там кораблестроению. Вот почему, еще проезжая через Германию, он сказал свои спутникам, что намерен провести в Саардаме всю осень и зиму в качестве ученика на верфи. Подъехав к Рейну у Эммериха, возле голландской границы, царь пришел в такое нетерпение, что нанял лодку и, бросив позади почти все посольство, пустился прямо вниз по реке и даже не сошел на берег передохнуть в Амстердаме.

Рано поутру 18 августа Петр с шестью товарищами подплывал по каналу к Саардаму, как вдруг заметил знакомую фигуру. В шлюпке сидел и ловил угрей Геррит Кист, голландский кузнец, работавший вместе с Петром в Москве. Петр, вне себя от радости при виде знакомца, испустил приветственный вопль. Внезапно пробужденный от задумчивости Кист поднял глаза и, увидев, что мимо проплывает русский царь, едва не упал за борт, Петр велел причалить, выскочил из лодки, стиснул Киста в объятиях и взял с него клятву никому не говорить, что царь в Голландии. Затем, узнав, что Кист живет неподалеку, Петр вознамерился у него и остановиться. Кист горячо запротестовал - его домишко слишком тесен и скромен для такого жильца и лучше бы обратиться к одной вдове, его соседке. За семь флоринов вдова согла-г силась переехать к отцу. Таким образом, через несколько часов Петр благополучно водворился в крохотном деревянном домике в два окна: две комнаты, печка в изразцах и за занавеской - душная ниша для спанья, до того маленькая, что он не мог как следует вытянуть ноги. С ним поселились двое из его спутников, а еще четверо нашли квартиру поблизости.

Верфи были закрыты по случаю воскресенья, но взволнованному Петру не сиделось на месте. Он отправился на улицы, где было полно народа, наслаждавшегося после обеда летней воскресной прогулкой. В толпе уже разошлась новость о том, что издалека пришла лодка с иностранцами в диковинных костюмах, и на Петра начали обращать внимание. Он в раздражении попытался укрыться в таверне «Выдра», но и там все на него таращились. И это было еще только начало.

Работа Петра I на верфи в Голландии

Рано утром в понедельник Петр поспешил в лавку на дамбе и купил плотницкие инструменты. Потом направился на частную верфь Линста Рогте и нанялся простым рабочим под именем Петра Михайлова. Он радостно принялся задело - обтесывал топориком бревна и все время спрашивал у мастера, как называются разные предметы. После работы он пошел проведать жен и родителей голландских корабельных мастеров, которые оставались в России, и объяснял, что работал бок о бок с их мужьями и сыновьями, с гордостью подчеркивая: «Л ведь и сам плотник». Среди прочих он навестил вдову плотника-голландца, умершего в России, которой он прежде послал вспомоществование в пятьсот флоринов. Вдова сказала, что часто молится о том, чтобы ей представился случай выразить царю, как много значил для нее этот дар. Растроганный и очень довольный, Петр остался у нее ужинать. Во вторник Петр, мечтавший скорее оказаться на воде, купил маленькую весельную шлюпку, предварительно поторговавшись, как заправский голландец. Сошлись на сорока флоринах, после чего продавец с покупателем отправились в пивную и распили кувшинчик пива. Как ни старался Петр, чтобы никто не узнал, кто он, секрет быстро просочился наружу. В понедельник утром Петр приказал своим товарищам сменить русское платье на красные куртки и белые холщовые штаны голландских рабочих, но все равно русские были непохожи на голландцев. Громадный рост самого Петра исключал всякую анонимность, так что ко вторнику весь Саардам знал, что в городе находится «очень важная персона. Да тут еще случилось досадное происшествие: в тот же день после обеда Петр шел по улице, ел сливы из шляпы и угостил ими попавшихся навстречу мальчишек, но слив на всех не хватило, и дети увязались за Петром. Чтобы отделаться от них, он для виду за ними погнался, а они стали кидать в него камнями и грязью. Петр насилу спасся в гостинице «Три лебедя» и послал за подмогой. Явился сам бургомистр, и Петру пришлось объяснить, кто он такой и почему здесь оказался. Бургомистр немедленно издал указ, запрещавший саарданцам тревожить или задевать «высоких особ, которые желают остаться неузнанными». Вскоре рассеялись последние сомнения относительно истинного статуса «высокой особы». Один мастер из Са-ардама, работавший тогда в России, написал домой отцу, что в Голландию едет Великое посольство и что в его составе, вероятно, будет сам царь под чужим именем. Голландец сообщил и приметы, по которым легко узнать царя: огромный рост, подергивание головы и левой руки и родинка на правой щеке. В среду, не успел отец прочесть это письмо вслух в цирюльне Помпа, как вошел верзила, в точности отвечающий всем приметам. Подобно цирюльникам всего мира, Помп считал, что передача местных сплетен входит в его профессиональные обязанности, и с тех пор докладывал всем и каждому, что самый рослый из иностранцев - московский царь. Чтобы удостовериться в правдивости этих сведений, люди толпами устремлялись к приютившему иностранцев Кисту, который, как все знали, в свою бытность в России познакомился с царем. Кист, храня верность данному Петру обещанию, упорно все отрицал, пока его жена не сказала: «Геррит, я больше так не могу. Перестань врать».

Но несмотря на то, что секрет Петра раскрылся, он по-прежнему цеплялся за свое инкогнито - отклонил предложение на обед с важными купцами Саардама и отказался отведать совершенно особенной рыбы по-саардамски в компании бургомистра и его советников. На оба приглашения Петр ответил, что никого из важных персон в наличии не имеется, а царь еще не приехал. Когда один важный купец пришел к спутникам Петра и предложил перебраться в дом побольше, с садом и фруктовыми деревьями, который лучше подходил бы для них и их хозяина, то в ответ услышал, что люди они не знатные, всего лишь холопы, так что и теперешнего жилья с них вполне достаточно.

Весть о появлении царя в Саардаме мигом распространилась по всей Голландии. Многие напрочь отказывались этому верить, заключались бесчисленные пари. Двое торговцев, встречавшихся с Петром в Архангельске, поспешили в Саардам. В четверг утром, застав его дома, они вышли бледные от волнения и объявили: «Конечно, это царь, но как он здесь оказался? И зачем?» Еще один архангельский знакомец, столкнувшись лицом к лицу с Петром, сказал, что глазам своим не верит - неужто царь в Голландии, да еще переодетый простым рабочим? «Как видишь», - проговорил Петр и больше ничего не добавил.

В четверг он купил парусную лодку за четыреста пятьдесят флоринов и своими руками установил на ней новую мачту и бушприт. В пятницу с восходом он уже бороздил воды бухты Эй. В тот же день после обеда он было снова вышел под парусом, но почти сразу заметил, как от Саардама отчаливает множество лодок, чтобы присоединиться к нему. В поисках спасения он направил судно к берегу - и, выпрыгнув, тут же оказался посреди еще одной толпы любопытных, которые отпихивали друг друга и глазели на него, как в зверинце. Разъяренный Петр слегка ударил одного из зрителей по голове, на что толпа отозвалась криками: «Браво! Марсье, тебя посвятили в рыцари!» К этому времени и в лодках, и на берегу собралось столько народа, что Петр укрылся в ближайшем постоялом дворе и лишь когда стемнело вернулся в Саардам.

На другой день, в субботу, Петр собрался наблюдать за интересной и сложной механической операцией - при помощи катков и воротов предстояло перетащить большой, только что построенный корабль через дамбу; Чтобы царь мог смотреть без риска быть раздавленным толпой, небольшой участок обнесли загородкой. Но уже к утру весть о том, что ведутся специальные приготовления, собрала еще больше любопытных: люди ехали даже из Амстердама. Толпа смела все загородки.

Увидев, что окна и даже крыши близлежащих домов забиты зеваками, царь раздумал идти, хотя сам бургомистр приходил поторопить его. Петр сказал по-голландски: «Слишком много людей. Слишком много людеи».

Отъезд Петра I из Саардама

В воскресенье из Амстердама хлынули новые толпы, лодка за лодкой. В отчаянии власти удвоили стражу у саардамских мостов, но толпа попросту отбросила ее. Петр весь день не решался и носа высунуть за дверь. Запертый в доме, вне себя от гнева и досады, он обратился за помощью к пребывавшим в замешательстве членам городского совета, но те ничего не могли поделать с потоком приезжих, который усиливался с каждой минутой. Не видя другого выхода, Петр решил покинуть Саардам. Его лодку с обычного причала перевели поближе к дому. Петр, энергично действуя локтями и коленями, сумел пробиться сквозь толпу и взобраться на судно. Дувший с утра свежий ветер теперь превратился в бурю, но царь настоял на отплытии: Когда он отчалил, лопнула оттяжка в такелаже и лодка едва не пошла ко дну. И все же, невзирая на предупреждения опытных мореходов, Петр отплыл и через три часа достиг Амстердама. А здесь его уже караулила орава голландцев, теснившихся в надежде увидеть его. Снова кое-кому досталось от рассерженного царя, но в конце концов ему удалось пробраться в гостиницу, снятую для Великого посольства.

Тем и кончился визит в Саардам, о котором Петр так долго мечтал. Бессмысленно было пытаться работать на открытой верфи, как и свободно ходить по городку, поэтому его пребывание здесь свелось к единственной неделе, хотя прежде он собирался провести в Саардаме несколько месяцев. Позже он опять отправил туда Меньшикова и еще двоих - осваивать искусство сооружения мачт, и сам пару раз заезжал ненадолго. Но обучаться голландскому кораблестроению Петру пришлось не в Саардаме, а в Амстердаме.

Пётр I в Амстердаме

Во времена Петра Амстердам был самым крупным портом Европы и богатейшим городом мира. Построенный при впадении двух рек Амстел и Эй, в залив Зей-дер-Зее, город рос прямо на воде. Чтобы создать для него опору, в болотистую почву забили сваи, и вода текла по городу концентрическими кругами каналов, которых при Петре было пять. Каждый канал делился на две-три части каналами поменьше, так что в сущности весь город был на плаву - архипелаг из семидесяти островов, соединенных между собой пятью сотнями круто выгнутых мостов, под которыми могли проплывать суда и баржи. Городские стены тянулись по внутреннему берегу внешнего канала, который одновременно служил естественным рвом.

Стены были укреплены мощными круглыми сторожевыми башнями, которые практичные голландцы, по своему обыкновению, приспособили еще под одно дело. На вершинах башен они устроили ветряные мельницы, и их крылья, вращаясь, приводили в действие насосы, непрерывно откачивающие воду с крохотных клочков осушенной земли. Перед дозорным, стоявшим на городских укреплениях, во все стороны простиралась плоская сырая равнина, сколько глаз хватало усеянная большими и маленькими ветряными мельницами, которые без устали пытались, образно говоря, выкачать море.

Здания в этом городе свидетельствовали о его богатстве. Из порта Амстердам казался городом краснокирпичных церковных башен, симметричных и целесообразных, с округлыми формами, характерными для голландских построек. Отцы города чрезвычайно гордились своей ратушей и считали это сооружение, опиравшееся на 13659 свай, восьмым чудом света. (Ныне там королевская резиденция.) Город был полон пивоваренных и сахарных заводов, табачных складов, хранилищ для кофе и пряностей, пекарен, боен, чугунолитейных предприятий - все имело свой облик и свой запах, а вместе они создавали картину необычайно богатую и разнообразную. Но красноречивее всего о богатстве Амстердама говорили солидные дома, выстроенные вдоль каналов преуспевающими купцами. Эти дома, немного отодвинутые от берегов, осененные вязами и липами, остаются лучшим украшением современного Амстердама. Очень узкие (величина налога с домовладельцев зависела от ширины фасада), они тянулись ввысь на четыре-пять этажей и заканчивались изящным, островерхим фронтоном. С конька обычно выступала над улицей балка, которую использовали, чтобы при помощи системы блоков поднимать громоздкую мебель и другие предметы с улицы в дом прямо через окна верхних этажей, так как лестницы были для этого слишком узки. Глядя из высоких окон вниз на улицу, хозяин мог видеть деревья, нарядные фонари и затененную, зыбкую воду каналов.

Всюду была вода, всюду корабли. За каждым углом приезжему бросались в глаза паруса и мачты. Район порта выглядел, как лес мачт и рей. Пешеходам, пробиравшимся вдоль каналов, приходилось переступать через бухты канатов, причальные кольца, бревна, бочки, якоря, даже пушки. Весь город напоминал верфь. А сам порт переполняли суда всех размеров - маленькие рыбачьи лодки под косыми парусами, в полдень возвращавпшеся с утреннего лова в Зейдер-Зее; большие трехмачтовые суда Ост-Индской компании; семидесяти-восъмидесятипушечные линейные корабли. Все они были построены на характерный голландский манер: с закругленными, приподнятыми носами, широким корпусом и плоским дном - ни дать ни взять огромные голландские деревянные башмаки с мачтами и парусами. Стояли там и элегантные парадные яхты с выпуклыми голландскими носами и большими нарядными каютами в задней части, с окнами в свинцовом переплете, обращенными на корму. В восточном конце порта, в квартале под названием Остенбург, размешались громадные верфи и бесчисленные стапели, на которых строились суда голландской Ост-Индской компании. Здесь рядами росли крупные, круглые, выпуклые корпуса кораблей - кили, шпангоуты, обшивка, палуба за палубой. Поблизости ремонтировали вернувшиеся из далеких плаваний суда-ветераны: сначала с них снимали оснастку и мачты, а потом корпуса выволакивали на мелководье и переворачивали на бок. Так они и лежали, словно выброшенные на берег киты, пока по ним сновали плотники и другие рабочие, отдирая от днища толстый ковер морских растений, заменяя прогнившую обшивку и заливая швы свежей смолой. Вот сюда, в этот особый моряцкий уголок рая, имя которому Амстердам, и явился Петр, чтобы провести здесь четыре месяца.

Саардамские толпы заставили Петра уехать в Амстердам, но ему бы все равно пришлось туда возвращаться, чтобы встретить свое собственное Великое посольство, которое вот- вот должно было прибыть. Послов по-царски встретили в Клеве, недалеко от границы, и предоставили им четыре большие яхты и многочисленные экипажи. Городские власти Амстердама, понимая, какое значение может иметь это посольство для будущей торговли с Россией, решили оказать ему необычайные почести.

Прием предусматривал торжественные визиты в ратушу, адмиралтейство и на верфи, специальные представления в опере и балете, огромный банкет с фейерверком, который должны были запускать с плота на Амстеле. Во время этих торжеств Петру выдался случай поговорить с бургомистром Амстердама Николасом Витсеном. Это был замечательный человек - состоятельный, уважаемый как за свои заслуги, так и за свой нрав; будучи должностным лицом, он был еще и путешественником, покровителем искусств, и ученым-любителем. Одним из его пристрастий были корабли, и он пригласил Петра осмотреть свое собрание судовых моделей, навигационных приборов и инструментов, применяемых в кораблестроении. Витсен питал слабость к России, и долгое время, несмотря на обилие других обязанностей и увлечений, он выступал как неофициальный представитель Московии в Амстердаме. В те месяцы, что Петр провел в Амстердаме, царь и бургомистр ежедневно беседовали, и Петр пожаловался Витсену на зевак, досаждавших ему в Саардаме. Можно ли спокойно работать и учиться кораблестроению, когда на тебя непрерывно глазеет толпа посторонних людей? Витсен тут же придумал выход: если Петр останется в Амстердаме, он может поработать на доках и верфях Ост-Индской компании, которые окружены стенами и недоступны для любопытных. Петру предложение понравилось, и Витсен, как один из директоров компании, взялся все уладить. На другой день совет директоров Ост- Индской компании постановил пригласить «высокопоставленное лицо, находящееся здесь инкогнито», на работу на ее верфях, и для его удобства отвести ему дом канатного мастера, чтобы он мог и жить, и работать прямо на верфи, без всяких помех. Кроме того, стремясь облегчить ему освоение корабельного дела, совет директоров приказал заложить киль нового фрегата в сто или сто тридцать футов длиной - как будет угодно царю - и предложить ему и его сопровождающим с начала до конца участвовать в строительстве и попутно ознакомиться с приемами голландских мастеров.

Работа Петра I на верфи в Амстердаме

Тем же вечером на парадном официальном приеме, который город Амстердам давал в честь посольства, Витсен рассказал Петру, какое решение приняли директора, Петр пришел в восторг, и, как ни любил фейерверки, едва усидел до конца пира. Когда в небе взорвалась последняя ракета, царь вскочил и заявил, что немедленно, прямо среди ночи, едет в Саардам за своими инструментами, чтобы с утра взяться за работу. Ни русским, ни голландцам не удалось его отговорить, и в одиннадцать часов вечера он сел на свою яхту и уплыл. На следующее утро он вернулся и отправился прямиком в Остенбург на верфь Ост-Индской компании. Его сопровождали десять русских волонтеров, в том числе и Меншиков, а остальных волонтеров Петр разослал по всему порту, учиться парусному и канатному ремеслу, выделке мачт, такелажному делу и кораблевождению. Царевича Александра Имеретинского отправили в Гаагу овладевать артиллерийским искусством. Сам Петр записался в плотники к корабельному мастеру Герриту Клаасу Поолю.

Первые три недели ушли на сбор и подготовку необходимого леса и другого материала. Голландцы, желая наглядно показать царю, что предстоит делать, собрали и разложили для обозрения все части корабля, прежде чем приступить к закладке киля. Затем, по мере того, как эти части одна за другой становились на место, судно быстро росло, как огромная модель из современного детского конструктора. Стофутовый фрегат получил имя «Апостолы Петр и Павел», и Петр с воодушевлением трудился на каждом этапе его сборки.

Каждый день он являлся на верфь с рассветом, неся на плечах топор и инструменты, как и все остальные рабочие. Он не допускал никаких различий между ними и собой и строго-настрого запретил, чтобы его в глаза или за глаза величали каким-нибудь титулом. В часы послеполуденного отдыха он любил присесть на бревнышко и поговорить с моряками или корабельщиками - с любым, кто называл его «плотник Питер» или «баас (мастер) Питер».

Тех же, кто обращался к нему со словами «ваше величество» или «сир», он попросту не замечал или даже отворачивался и смотрел в другую сторону. Когда двое английских вельмож пришли своими глазами взглянуть на русского царя, который работает простым плотником, мастер, чтобы указать им, кто тут царь, крикнул: «Плотник Питер, ты почему не помогаешь своим товарищам?» - и Петр, не говоря ни слова, подошел, подставил плечо под бревно, которое несколько рабочих не могли поднять, и помог водрузить его на место. Петр очень радовался дому, который ему предоставили. С ним вместе жили несколько его товарищей - эдакая артель ремесленников. Поначалу кушанья для царя готовили в гостинице, где стояло посольство, но такой порядок ему не нравился. Он хотел жить совершенно независимым хозяйством. У него не было определенных часов для трапез: он предпочитал есть, когда проголодается. Поэтому было решено, что его станут снабжать дровами и продуктами, а дальше пусть поступает, как хочет. С тех пор Петр сам разводил огонь и что-то стряпал для себя, как обыкновенный плотник.

Но хотя он жил за границей, одевался и работал, как ремесленник, ни сам Петр, ни его соотечественники никогда не забывали, кем он был на самом деле и какой огромной властью обладал. Царские наместники в Москве никак не хотели действовать без ведома и согласия государя, так что каждая почта доставляла толстые связки писем с просьбами распорядиться или оказать милость, просто с новостями. На этой верфи, за тысячи миль от своей столицы, Петр стал интересоваться делами российского управления гораздо больше, чем прежде. Он требовал, чтобы ему сообщали мельчайшие подробности тех самых государственных дел, которыми некогда он столь беспечно пренебрегал. Он хотел знать обо всем, что происходит в России. Как ведут себя стрельцы? Как подвигается сооружение двух крепостей под Азовом? Как обстоят дела с портом и укреплениями в Таганроге? Что творится в Польше? Когда Шеин написал о победе над турками под Азовом, Петр отметил это событие великолепным банкетом для важных амстердамских купцов, за которым последовал концерт, был и фейерверк. Узнав о решающей победе принца Евгения Савойского над турками под Зентой, он сообщил об этом в Москву и заодно написал, что устроил еще один пир в честь этого успеха. Каждую пятницу он старался отвечать на письма из Москвы, хотя, как он писал Виниусу, «иное за недосугом, а иное за отлучкою, а иное за Хмельницким (выпивкой) не исправишь».

Впрочем, однажды Петру пришлось несколько умерить свое всевластие: узнав, что два посольских дворянина неодобрительно отзывались о его поведении - дескать, царю следовало бы поменьше выставлять себя на посмешище, а побольше держаться соответственно своему сану, - Петр буквально взбесился. Полагая, что в Голландии, как и в России, он один властен над жизнью и смертью своих подданных, он приказал забить их в железа в ожидании казни. Вмешался Витсен: просил Петра помнить, что он находится в Голландии, где никого нельзя казнить без приговора голландского суда. Затем мягко предложил освободить провинившихся, но Петр был непреклонен. Наконец, он с неохотой согласился на компромисс, в результате чего бедняги очутились в ссылке в отдаленнейших голландских колониях: один в Батавии, а другой в Суринаме.

За пределами верфи все возбуждало ненасытное любопытство Петра. Он все хотел видеть собственными глазами. Он посещал фабрики, лесопилки, прядильные и бумажные мануфактуры, мастерские, музеи, ботанические сады и лаборатории. Везде он спрашивал: «А это для чего? А это как устроено?» И, выслушав объяснения, кивал: «Хорошо. Очень хорошо». Он встречался с архитекторами, скульпторами, с изобретателем пожарного насоса ван дер Хейденом, которого пытался сманить в Россию. Он побывал у архитектора Симона Шнвута, в музее Якоба де Вильде, учился делать наброски и рисовать под руководством Шхонебека. Он выгравировал пластину, на которой изображался очень похожий на него рослый молодой человек с высоко поднятым крестом, попирающий ногами полумесяц и знамена ислама. В Дельфте он посетил инженера барона фон Кухорна, «голландского Вобана», который давал Петру уроки фортификацни. Он часто бывал в домах у голландцев, особенно у тех, кто занимался торговлей с Россией. Познакомившись с семьей Тессинг, он заинтересовался печатным делом и даровал одному из братьев право печатать книги на русском языке и распространять их в России.

Несколько раз Петр покидал верфь, чтобы пойти в аудиторию или в прозекторскую к профессору Фредрику Рюйшу (Ройсу), знаменитому анатому. Рюйш славился по всей Европе умением сохранять человеческие члены и даже целиком все тело посредством инъекций химических препаратов. Его великолепная лаборатория считалась одним из чудес Голландии. Однажды Петру показали труп ребенка, сохранившийся до того бесподобно, что казалось, будто он улыбается, как живой. Петр долго в восхищении глядел на него, а потом не удержался, наклонился и поцеловал холодный лоб. Петр так заинтересовался хирургией, что никак не мог уйти из лаборатории, а хотел остаться и смотреть еще и еще. Он обедал у Рюйша и спрашивал его совета, кого из хирургов лучше взять в Россию для службы в армии и на флоте. Анатомия страшно увлекла царя, и он с тех пор самого себя считал хирургом. В конце концов - резонно мог бы он спросить - многие ль из русских учились у знаменитого Рюйша? В последующие годы Петр всегда носил с собой два футляра: готовальню, чтобы проверять и уточнять строительные чертежи, которые ему представляли, и набор хирургических инструментов. Он велел, чтобы его извещали всякий раз, когда в ближайшей больнице ожидалась какая-нибудь интересная операция, и, как правило, являлся - нередко сам ассистировал врачу и постепенно научился рассекать ткани, пускать кровь, вырывать зубы и делать мелкие операции. Занедужив, царская челядь и приближенные старались скрыть это от господина, ведь иначе он появлялся со своим ящиком у ложа больного чтобы предложить - и весьма настойчиво! - свои медицинские услуга.

В Лейдене Петр нанес визит прославленному доктору Бургаве, который был помимо всего прочего хранителем известного ботанического сада. Бургаве, преподававший анатомию, спросил Петра, в какое время тот желает прийти к нему на лекцию. Царь отвечал, что придет в шесть часов на следующее утро. Он побывал и в анатомическом театре Бургаве, где на столе лежало тело с раскрытыми мышцами. Петр его с увлечением рассматривал, когда услышал, что кое-кто из его брезгливых еоотечествелннков шепотом высказывает отвращение к мертвому телу. К ужасу голландцев, взбешенный царь велел провинившимся подойти к трупу, наклониться и зубами рвать мускулы.

В Дельфте он посетил знаменитого натуралиста Антони ван Левенгука, изобретателя микроскопа. Петр провел в беседе с ним больше двух часов и смотрел в чудесный инструмент, с помощью которого Левенгук открыл существование сперматозоидов и изучал кровообращение у рыб.

В свободные дни в Амстердаме Петр бродил пешком по городу, глядя, как мимо него спешат горожане, с грохотом едут по мостам кареты, тысячи лодок проплывают по каналам. В базарные дни царь отправлялся на огромный рынок под открытым небом, Ботермаркет, где прямо посреди площади или в аркадах лежали груды всевозможных товаров. Остановившись подле женщины, покупавшей сыры, или купца, выбиравшего картину, Петр все наблюдал и все запоминал. Особенно он любил смотреть на уличных артистов, выступавших перед толпой. Увидав как-то раз знаменитого клоуна, который жонглировал, стоя на бочке, Петр вышел из толпы и стал уговаривать его поехать с ним в Россию. Жонглер отказался по той причине, что имел слишком большой успех в Амстердаме. На рынке царь был свидетелем того, как бродячий зубодер удалял зубы при помощи столь нетрадиционных инструментов, как ложка и кончик шпаги. Петр пожелал овладеть этим инструментом и постиг достаточно для того, чтобы упражняться на своих слугах. Он также научился чинить одежду, а от сапожника узнал, как сшить себе пару башмаков. Зимой небо сделалось совсем серое, Амстел и каналы замерзли, и Петр видел, как женщины в меховой и вязаной одежде, мужчины и мальчики в длинных плащах и шарфах проносились мимо на коньках с загнутыми носами. А всего приятнее, как он обнаружил, было посидеть в тепле - в пивной или трактире, - отдохнуть душой в кругу голландских и русских друзей. Глядя на процветание Голландии, Петр не мог не спрашивать себя, почему же его собственный народ, располагая бескрайними степями и лесами, способен лишь кое-как прокормиться, в то время как здесь, в Амстердаме, с его верфями, складами и лесом мачт, накоплено больше конвертируемых богатств, чем на всех российских просторах.. Петр знал, что одна из причин преуспевания заключалась в торговле, меркантилизме, наличии торгового флота, и решил не жалея сил добиваться, чтобы все это появилось в России. Другой причиной была религиозная терпимость голландцев. Международной торговле не могла бы благоприятствовать атмосфера узких догм и предрассудков, поэтому протестантская Голландия отличалась самой широкой веротерпимостью среди всех стран тогдашней Европы. Именно в Голландию бежали инакомыслящие из кальвинистской Англии Якова I, чтобы десяток лет спустя уже оттуда взять курс на Плимутскую бухту у берегов Нового Света. Туда же, в Голландию, тысячами стекались французские гугеноты после того, как Людовик XIV отменил Нантский эдикт. В течение всего XVII века Голландия служила не только коммерческим центром Европы, но также ее научной и творческой лабораторией. И когда голландцы яростно сопротивлялись притязаниям католической Франции Людовика XIV, они в равной мере боролись за свое торговое превосходство и свои религиозные свободы. Петра очень привлекала эта обстановка веротерпимости. Он посетил немало протестантских церквей в Голландии и подолгу расспрашивал пасторов.

Лишь одна блистательная грань голландской культуры XVII века его не слишком занимала. Это была новая замечательная живопись великих мастеров голландской школы - Рембрандта, Вермеера, Франса Хальса и их современников и последователей. Петр накупил картин и привез их в Россию, но это не были работы Рембрандта или другие шедевры, сравнимые с теми, что позже приобретала Екатерина Великая. Он выбирал картины с кораблями и морем.

Петр Первый отправился в Европу в 1697 году в составе так называемого "Великого посольства" - официальной делегации, посланной к европейским дворам с дипломатическими целями. Возглавлял ее Франц Лефорт. Себя Петр зачислил в свиту посольства под именем Петра Михайлова. Инкогнито было секретом Полишинеля, но, тем не менее, оставляло 25-летнему императору много свободы. Как подчеркивал выдающийся русский историк Василий Ключевский, Петр ехал за границу не как "досужий путешественник", а как "рабочий".

Плотник Петр Михайлов

Царь-реформатор провел за границей 15 месяцев. Он объездил пол-Европы, но именно Голландию - одну из самых развитых и богатых европейских держав того времени, мечту его юности - Петр избрал главной целью своего путешествия. Его первыми учителями в морском деле и ремеслах были голландцы, голландский - единственный иностранный язык, который Петр хорошо знал. Именно в Голландию он посылал из России "многое число людей благородных", чтобы они научились строить корабли и дома, отливать пушки и лечить людей, производить сложные математические вычисления и писать законы. Царь не хотел отставать от них в "оных искусствах", и поэтому, как он писал позднее, "сам воспринял марш в Голландию".

Поначалу Петр поселился в Заандаме (в российской традиции - Саардаме), маленьком городке недалеко от Амстердама, где стал работать плотником на небольшой верфи. Прожил он там недолго: не стало проходу от любопытных, желавших поглазеть на царя-работника. Поэтому вскоре Петр перебрался на верфь Ост-Индской компании. Здесь специально для него заложили фрегат "Петр и Павел", в строительстве которого царь сам принимал участие.

Петровский фрегат - не единственный памятник пребывания первого российского императора в Голландии. Главным остается, конечно, домик в Заандаме, в котором он жил. Это не просто музей. Это - место паломничества. Здесь даже Наполеон побывал. А поэт Василий Жуковский, посетивший домик Петра вместе с будущим императором Александром Вторым (тогда еще великим князем), оставил такие строки:

"Над бедной хижиною сей
Летают ангелы святые.
Великий князь! Благоговей:
Здесь колыбель империи твоей,
Здесь родилась великая Россия".

Контекст

Французский посол докладывал в 1697 году в Париж: "Поездка русского царя очень странна и совершенно противна здравому смыслу". Но Петр отлично знал, зачем он приехал в Голландию. Он не только работал на верфи. Он встречался с учеными и государственными деятелями, посещал музеи, обсерватории и анатомический театр, присутствовал при операциях, осматривал фабрики, больницы, кунсткамеры.

Картины голландских, итальянских, фламандских и французских художников, скульптуры, украшения и "куриозы", которые собирал первый российский император, стали позднее основой богатейшего собрания санкт-петербургского Эрмитажа. Особо следует сказать о скульптуре. Православная церковь относилась к скульптуре исключительно отрицательно, и поэтому в России ее до Петра практически не знали. Царь сломал этот "предрассудок прошлого". Глядя на античную красоту Аполлона или Афродиты, приобретенных им лично или по его указанию, благодаришь Петра еще и за это.

Но скульптуры, картины, знания и навыки ремесленника - не единственное, что взял с собой в Россию из Западной Европы неутомимый труженик. Петр привез в Россию из Голландии почти 900 специалистов самого разного профиля: от вице-адмирала до корабельного повара. А главное: он привез идеи преобразования России в такую же сильную, богатую, развитую страну, как те, в которых он побывал.

На смену старому Московскому государству должна была прийти держава, ориентированная на западноевропейскую модель. Столицей этой державы предстояло стать городу на Неве, прорезанному каналами так же, как любимый Петром Амстердам...

Несколько лет назад имено здесь прошла выставка "Петр Великий. Царь-провидец". Выставка впечатляла не только размахом (почти 700 экспонатов на двух этажах), но и разнообразием, уникальностью этих экспонатов, неожиданными открытиями. Посмертная маска первого российского императора соседствовала с золотыми украшениями сибирских кочевников из его коллекции, шахматы и дорожная аптечка - с чучелом любимого терьера царя по кличке Лиза, огромный кафтан - с неожиданно маленькими ботинками (при росте больше двух метров размер ноги был у царя 39-40), домашний халат из японского шелка - с личным оружием Петра, его походный нужник - с плотницким топором... Наверное, тем самым, которым Петр и прорубил окно в Европу...

Смотрите также:

Прогулка по тюльпановому раю

Кёкенхоф - тюльпановый рай

Кёкенхоф - королевский парк цветов в Нидерландах. История парка Кёкенхоф ("кухонный парк") ведет свой отсчет с XV века. Но как развлекательный парк цветов он впервые был открыт для публики в 1950 году.

Прогулка по тюльпановому раю

Рай на два месяца

Парк работает два месяца в году: с 20-х чисел марта до 20-х чисел мая. За этот период его ежегодно посещают более миллиона туристов. Больше всего гостей приезжает из Германии, Соединенных Штатов, Франции, Великобритании и Китая.

Прогулка по тюльпановому раю

Концептуально

Тема нынешнего сезона в Кёкенхофе - голландский дизайн. В этом году в парке можно увидеть различные композиции из цветов, выполненные в стиле неопластицизма: в память о "Де Стейл" - творческом объединении художников, образованном в 1917 году.

Прогулка по тюльпановому раю

Хиппи

В 1960-е годы Амстердам со своими демократическими законами стал местом паломничества американских и британских хиппи, а свободная любовь и конопля и по сей день остаются такими же "символами" Голландии, как сыры и тюльпаны. Этот автомобиль напоминает о тех временах.

Прогулка по тюльпановому раю

Традиция

Представить себе Голландию без ветряных мельниц невозможно. Этой, установленной в Кёкенхофе, в 2017 году исполнилось 125 лет. Вот уже 60 лет она остается любимицей посетителей парка, позволяя не только посмотреть на цветочные композиции сверху, но и узнать, как устроена классическая мельница изнутри.

Прогулка по тюльпановому раю

Статья бюджета

На Нидерланды приходится половина мирового рынка цветов. Тюльпаны вот уже добрых четыре столетия остаются одной из самых прибыльных статей голландского экспорта. Страна экспортирует цветов в среднем на шесть миллиардов евро в год.

Прогулка по тюльпановому раю

Не отходя от... парка

Основными потребителями голландских цветов являются США, Германия и Япония. В Кёкенхофе можно заказать любой сорт тюльпанов из обширнейшего каталога. Луковицы доставят в любую страну мира.

Прогулка по тюльпановому раю

Особенный цветок

Тюльпаны занимают особое место в системе ценностей голландцев. Именем человека, имеющего особые заслуги перед страной, часто называют новые сорта. В парке есть своя "аллея звезд", где можно встретить тюльпаны, названные в честь художника Ван Гога, астронавта Андре Кёйперса, футболиста и тренера Данни Блинда, политика Яна Петера Балкененде.

Прогулка по тюльпановому раю

Если погода подводит

Голландцы говорят, что в их стране слишком много пасмурных дней. Тюльпаны компенсируют им недостаток ярких красок. Действительно, по данным синоптиков, в Нидерландах - 35 солнечных дней в году. И тюльпаны, символизирующие приход весны, приносят ощущение радости.

20 октября 1696 года двадцатичетырехлетний царь Петр издал указ короткий, но убедительный: “Морским судам быть”. Так он выражал заветную идею государства Российского создать могучий регулярный военный флот.

Однако первые опыты строительства надежных кораблей для будущей Азовской флотилии убедили молодого Петра, что иностранные кораблестроители, приглашенные им на службу, были малосведущими в своем деле. И тогда Петр, стремясь постичь суть кораблестроения с азов, сам берется за топор… “Сначала научиться самому”, — решает царь. Несколько месяцев трудится он вместе с крепостными плотниками на верфи Воронежского адмиралтейства . Но скоро Петру стало ясно, что кроме энтузиазма лучших людей России и денежных отчислений из казны необходимы еще и прочные знания всех достижений кораблестроения. И вот задумывает он удивительное предприятие. Петр приказывает готовить посольство в Голландию, Англию и Венецию – самые крупные морские державы той поры.

Царь спешит. Уже в начале марта 1697 года русское посольство выезжает из Москвы в Амстердам. В его составе адмирал Лефорт, боярин Ф.А. Головин, думный дьяк Возницын, 30 волонтеров и 69 стольников. Волонтеры разделены на три группы, в одной из которых десятником под именем Петра Михайлова сам царь. В этой же группе и его любимец – Александр Меншиков. Кстати заметим, что из числа этих волонтеров впоследствии вышли известные флотоводцы России – Иван Синявин, Ипат Мухатов и Ермолай Скворцов, кораблестроитель – “мастер доброй пропорции” – Феодосий Скляев и первый русский флотский капитан Федор Урусов.

Посольский обоз двигался медленно, а царю не терпелось поскорее приступить к делу. Опередив своих спутников, Петр 7 августа 1697 года прибыл в Саардам – голландский городок на берегу залива Зюдерзее, к северо-западу от Амстердама, славящийся своими верфями. Их насчитывалось пятьдесят. Здесь строились купеческие и китобойные суда для всей Голландии.

Царь снял себе квартиру на тихой окраине, в доме якорного мастера Киста, не раз прежде бывавшего в Москве. Две маленькие комнатенки в задней половине дома. Темная каморка стала его спальней, а тесный чуланчик при входе – рабочим кабинетом. Два низких окошка еле пропускали дневной свет, но Петр был доволен своим новым жилищем.

Через три дня на верфи, принадлежащей Линстру Рогге, появился новый рабочий – Петр Михайлов. Громадного роста и недюжинной силы, человек этот из далекой России вызывал у медлительных и равнодушных голландцев удивление своим трудолюбием. Ежедневно с восходом солнца шел он на верфь в толпе мастеровых и трудился с ними до самого вечера. А когда кончался рабочий день, он не спешил уходить домой: осматривал стапели, фабрики, на которых делалась корабельная оснастка, заглядывал на другие верфи . Часто удивительный работник выходил в море на купленном им небольшом паруснике (типа буер) или навещал семьи знакомых плотников. Многие из них впоследствии приехали на работу в Россию. Не прошло и двух недель, как саардамские жители узнали, что под видом простого плотника в городке поселился русский царь. Это было так необычно, что за Петром стали ходить толпы зевак, куда бы он ни направлялся. Тогда Петр переехал в Амстердам, где вместе со своими волонтерами поступил на верфь Ост-Индской компании под начало корабельного мастера Класа Поля. Здесь он работал до прибытия русского посольства. И снова, как в Саардаме, вызвал удивление амстердамцев, превратившись из плотника в царя. Теперь уже официально осмотрел он адмиралтейство, арсенал, верфи и корабельные склады. В честь Петра бургомистр Амстердама устроил показательное морское сражение в заливе Зюдерзее. В городе только и разговоров было, что о русском царе-плотнике. Опять толпы любопытных собирались поглазеть на Петра.

Желая скрыться от любопытных, Петр поселился на территории адмиралтейства Ост-Индской компании, в доме простого канатного мастера.

Бургомистр города Амстердама старался оказать русскому царю и его посольству достойный прием. В ратуше был дан торжественный обед, после которого намечался грандиозный фейерверк. Но Петра это мало интересовало. Ему хотелось получить официальное разрешение работать на городских верфях. И такое разрешение было дано. Петр сразу же решил отправиться в Саардам за своими плотничьими инструментами. Нелегко было голландцам уговорить царя остаться до конца празднества и посмотреть приготовленный в его честь фейерверк.

Едва кончилось торжество, Петр, несмотря на предупреждения бургомистра об опасности ночного плавания, отправился на своем буере в Саардам. В час ночи добрался он до городка, собрал свои инструменты, а ранним утром явился на работу к Класу Полю.

Четыре с половиной месяца усердно трудился русский царь у корабельного мастера. Изучил все, что только мог, узнал все хитрости сложной работы. Об этом красноречиво свидетельствует аттестат, выданный царю-плотнику:

“Я, нижеподписавшийся, Геррит Клас Поль, корабельный мастер при Амстердамской камере привилегированной Ост-Индской компании, свидетельствую и удостоверяю по истине, что Петр Михайлов (находящийся в свите великого московского посольства в числе тех, которые здесь, в Амстердаме, на Ост-Индской корабельной верфи с 30 августа 1697 года по нижеуказанное число жили и под нашим руководством плотничали) во времена благородного здесь пребывания своего был прилежным и разумным плотником, также в связывании, заколачивании, плетении, конопачении, стругании, буравлении, распиловании, мощении и смолении поступал, как доброму и искусному плотнику надлежит, и помогал нам в строении фрегата “Петр и Павел”, от первой закладки его, длиною в 100 фут (от форштевня и до ахтерштевня), почти до его окончания, и не только что под моим надзором корабельную архитектуру и черчение планов его благородие изучил основательно, но и уразумел эти предметы в такой степени, сколько мы сами их разумеем. Для подлинного удостоверения я подписал сие моею собственною рукою. Дано в Амстердаме, в нашем постоянном местопребывании на Ост-Индской верфи, 15 января в лето господне 1698 г. Геррит Клас Поль, корабельный мастер привилегированной Ост-Индской компании в Амстердаме”.

OLYMPUS DIGITAL CAMERA

Казалось бы, высшей похвалы мастерству быть не могло. Но не ради этого трудился царь на голландских верфях. Проницательный и ясный ум Петра подмечал многое. Взгляд его был широк. Царь быстро понял недостатки голландской системы кораблестроения. В собственноручных записях о составлении корабельного чертежа в трех плоскостях – на боку, полушироте и корпусе, — сохранившихся и поныне, отмечается, что голландцы руководствовались при строительстве кораблей одними практическими соображениями и составляли чертежи без всяких теоретических выкладок. Необходимо было усовершенствовать свои знания. Потеряв доверие к знаниям голландских мастеров, Петр впоследствии писал: “Если бы я не поучился у англичан, то навсегда бы остался плотником”.

Как раз в это время король Вильгельм, лично знавший Петра, приглашает царственного путешественника в Англию. В устье Мааса бросают якоря два военных корабля, две яхты и гукор. Им приказано сопровождать русского царя.

11 января 1698 года Петр уже в Лондоне. Он поселился на самой окраине английской столицы, поблизости от королевской верфи, в доме корабельного мастера Джорджа Эвелина. Его задачей было пополнить знания по теории кораблестроения и морской практике . Этому Петр отдает все свое время. Рассматривая чертежи различных судов, собственноручно вычерчивает на плазе части набора кораблей, часто беседует с адмиралом лордом Кармартеном, упорно и настойчиво изучает архитектуру и теорию строительства судов.

Лучшего учителя, чем Кармартен, царю трудно было найти: адмирал считался хорошим моряком и весьма известным в Англии корабелом. К тому же у него была огромная коллекция моделей кораблей, без сомнения, очень интересовавшая любознательного ученика.

В Англии Петр посетил артиллерийский арсенал в Вулвиче, пробыл три дня на стоявшей в Портсмуте военной эскадре и на 80-пушечном корабле “Гамбург” совершил плавание к острову Уайт. Все это убедительно показывает, что русский царь не терял времени даром.

Но вот в апреле 1698 года Петр, покинув берега “туманного Альбиона”, возвращается в Голландию. Снова амстердамцы целую неделю могли видеть высокую фигуру царя-плотника в самых различных частях своей столицы.

Однако еще не полностью удовлетворен любознательный Петр. Через Вену он уже было отправился в Венецию, славившуюся своим галерным флотом, но неожиданная весть о новом бунте стрельцов заставила его поспешить с возвращением в Москву. В конце августа 1698 года, после годового отсутствия на родине, Петр опять появляется в столице своего государства.

Надежды царя на денежную помощь Голландии и Англии для строительства Российского военного флота не оправдались. И это понятно: владычицы морей вовсе не были заинтересованы в появлении еще одного конкурента.

Посольство Петра получило решительный отказ. Но знания, приобретенные царем за время путешествия, были для России несравненно плодотворнее всякого материального пособия. Глубокое изучение Петром всех отраслей морского дела оказалось той основой, на которой взросло славное будущее русского военного флота. Ученик возвратился на родину мастером. Теперь все, в чем царь прежде вынужден был полагаться на чужое мнение, он видел ясно и знал сам. Рождение российского флота было теперь делом решенным.

О постройке судов для России петровской эпохи на голландских верфях опубликованы, к сожалению, только отрывочные, немногочисленные, а порой и противоречивые сведения . В некоторых трудах указаны всего 14 судов пяти классов (пять линейных кораблей, столько же фрегатов, две яхты, торншхоут и галера), построенных в Голландии (кроме английской яхты «Св. Екатерина»). Однако архивные материалы свидетельствуют, что многие суда не только строились вдали от русских берегов, но и проходили там различного рода ремонты.
Впервые о строительстве в Голландии судов для России упоминается в документах 1693 г., когда юный Петр во время первого визита в Архангельск приказал «выдать заказ на постройку 44-пушечного фрегата и военной галеры голландскому кораблестроителю, владельцу верфи Николаю Витсену» (Витзену) . Этот заказ имел большое значение для отечественного флота , так как собственное морское судостроение делало лишь первые шаги на только что созданной Соломбальской верфи в Архангельске . Об этом свидетельствует оживленная переписка Петра I с думным дьяком А. А. Виниусом. 44-пушечный фрегат «Святое Пророчество» нельзя считать мощным боевым кораблем: его орудия небольшого калибра размещались только на верхней палубе, под которой располагались каюты и грузовой трюм . Как дальновидный политик Петр I прекрасно понимал, что пытаться сразу строить крупные боевые суда, не располагая достаточным количеством отечественных кадров, бессмысленно, поэтому он уделял внимание постройке небольших, маневренных судов - галер, галиотов и яхт . 32-весельная «галея» или галера (длина 38,1, ширина 9,2, высота бортов 3,8 м), которую на особых дровнях в разобранном виде доставили «вместе с мастером» в 1695 г. из Амстердама в подмосковное село Преображенское, послужила образцом для постройки под руководством Петра I и архангельского губернатора Ф. М. Апраксина 22 галер; они сыграли, как известно, решающую роль в повторной осаде Азова и составили ударную силу русского флота при взятии этой турецкой крепости 18 июля 1696 г. . Таким образом, удалось уточнить год доставки первой голландской галеры в Россию, ошибочно считавшийся 1694-м .
Начиная с 1697 г., в Голландию, а затем Англию и Венецию Петр направил на учебу несколько групп русских молодых людей. Сам он отбыл за рубеж вместе с преображенцами А. Д. и Г. А. Меншиковыми, Ф. М. Скляевым, Ф. С. Салтыковым и другими. Голландское правительство вначале снисходительно относилось к увлечению царя и даже подарило ему 60-пушечный корабль «Св. Петр и Павел» и буер, в постройке которых принимали участие русские волонтеры. Когда же он обратился с официальным предложением строить суда для русского флота, Голландия ответила вежливым отказом - она не желала вдобавок к Англии и Швеции иметь на Балтийском море еще одного конкурента .
Длительный поиск позволил найти упоминание лишь об одном буере длиной 9,8 м голландской постройки 1702 г., благополучно дошедшем в том же году до Архангельска. О нем упоминается в одном из финансовых документов капитана Христофора Бранта сановнику Г. И. Головкину «на дело трех яхт 1717 г.» . Другое упоминание относится к 1710 г., когда правительству России удалось приобрести «вызолоченный транспорт» специальной постройки . Благодаря русской дипломатии негативная позиция Голландии в отношении судостроения сменилась доброжелательной, так как более грозным соперником для обоих государств являлась Швеция, каперы которой захватывали много купеческих судов.

Петр на обучении корабельному делу в Голландии (с гравюры Вейбурга)

После длительных переговоров в Амстердаме построили для России второй фрегат, прибывший в С.-Петербург 27 июня 1711 г. в день Святого Самсона и потому названный «Самсоном». Губернатор Ингерманландии А. Д. Меншиков, осуществлявший этот заказ через гамбургского купца Франца Поппа, подарил корабль Петру I. Привел фрегат в новую русскую столицу капитан Клинк, сумевший уйти от преследования шведов . Приход «Самсона» в С.-Петербург зафиксирован архивными источниками .

В Саардаме на верфи (с гравюры XVIII в.)

В сохранившейся выписке за 1712 г. «Об обычных договорах, какие чинятся в Амстердаме, Сардаме, Альтоне и Гамбурге о строении кораблей» приводятся точные размерения судов и сведения об их готовности. Небезынтересны условия расчетов за постройку. Так, последняя треть суммы выплачивалась лишь после того, как корабль спущен на воду и приготовлено все необходимое для его отправки. Кроме того, в соответствии с этими договорами два-три судна строились и готовились к отплытию в течение шести месяцев. На основании таблицы потребностей в материалах на постройку русских судов можно сделать вывод, что в 1712 - 1714 гг. на голландских верфях строилось три линейных корабля (60-пушечный «Марльбург», 54-пушечный «Портсмут», 52-пушечный «Девоншир»), а также 36-пушечный фрегат, 26-пушечный прам, 18-пушечная шнява, 6-пушечный бомбардирский корабль и ластовое судно .
Согласно присланным русскому послу в Гааге князю Б. И. Куракину чертежам, в Голландии и Англии предполагалось построить шесть-семь линейных кораблей (длина 38 - 40 м), способных нести на нижнем деке 18-фунтовые пушки. Однако англичане отказались помогать России, и корабли пришлось строить в Голландии, причем в меньшем количестве и через посредников Робинсона, Троя, Поппа и других во главе с уполномоченным Петра I по зарубежным судостроительным делам Христофором Брантом . Сохранилось письмо П. А. Романова, адресованное Б. И. Куракину и датированное 1 ноября 1713 г.: «Подрядите делать корабля три или четыре по данному чертежу, сыскав доброго английского мастера, и надо делать не в одном месте, для прилику на исподней нижней палубе только по 2 окна из констапельской камеры сделать, а на фордеке ни одного не надобно. Галерей также не делать и гальюн не украшать, а подрядить один гол; мачт и такелажу не делать. ..» . Последовали длительные переговоры с подрядчиками по доставке корабельного леса и других материалов. 9 марта 1714 г. Б. И. Куракин заверял Петра I, что все шесть кораблей будут готовы к зиме , однако через посредничество купца Троя ему удалось договориться о постройке только одного 60-пушечного, позднее получившего название «Марльбург». Лишь впоследствии усилиями русского корабельного мастера Осипа Соловьева, фамилия которого как судостроителя ранее не упоминалась, началась постройка еще двух кораблей - 54-пушечного («Портсмут») и 52-пушечного («Девоншир»).
Отправился за границу в июне 1711 г. и другой русский судостроитель Ф. С. Салтыков, который сумел закупить большое количество кораблей и, кроме того, помочь О. Соловьеву и Б. И. Куракину в их делах . На основании первоисточников установлено также, что спуск на воду «Портсмута» состоялся 11 ноября, «Марльбурга» - в конце ноября, а «Девоншира» - 6 декабря 1714 г., тогда как у Ф. Ф. Веселаго для всех трех кораблей значится одна дата - ноябрь 1714 г. . Осип Соловьев строил в Амстердаме третий линейный корабль «Валтеноу» , однако пока неизвестно, удалось ли ему довести дело до конца. Документы говорят о том, что в 1715 г. Куракин направил Соловьева в Альтону (Пруссия); после возвращения он приступил к оснастке трех спущенных на воду кораблей, которые решили отправить до Копенгагена под видом торговых судов под защитой английской и голландской эскадр . 26 апреля 1715 г. Соловьев доносил из Амстердама, что все три корабля «выведены на глубину» . Однако прошло еще около двух месяцев, прежде чем они благополучно прибыли в Россию .
В дальнейшем постройку крупных судов в Голландии пришлось временно приостановить по различным причинам, в основном из-за трудности доставки в условиях Северной войны . А мелкие суда для России продолжали строиться. Сохранилось письмо Петра I вице-адмиралу К. И. Крюйсу из С.-Петербурга от 22 ноября 1715 г.: «Получа сие определение, делать, по меньшей мере, ежели больше невозможно, в год 7 баржей, 15 вереек, 9 буеров, дабы мастера даром не гуляли...» .

Присвоение Петру звания корабельного мастера в 1697 г. (с гравюры XVIII в.)

Постройку этих судов удалось организовать Куракину. Из Амстердама в 1719 г. в С.-Петербург в разобранном виде доставили яхту «Наталья» 1715 г. постройки, которую собрали на Адмиралтейской верфи . В конце 1715 - начале 1716 гг. в Амстердаме построили два буера, отправившихся в Россию весной 1716 г. Один из них (длина 11,6 м) отличался богатой отделкой ореховым деревом и позолотой. За него пришлось заплатить свинцом, вес которого равнялся весу судна. Другой голландский буер, конструктивно схожий с построенным в 1702 г. (длина 9,8 м), доставил в С.-Петербург на фрегате «Святая Мария» корабельщик Карлимус Некеман . Линейный корабль «Страфорд», на котором доставлялись мелкие голландские суда, в конце января 1716 г. сел на мель; с большим трудом его доставили в Амстердам, где «валяли до киля», чтобы устранить течь, законопатить и окрасить. В середине февраля того же года в столице Голландии ремонтировался другой русский линейный корабль - «Ягудиил» .
В 1717 г. в Голландию прибыл корабельный подмастерье Филипп Пальчиков, которому поручалось организовать постройку шпигель-яхт, шлюпботов и торншхоутов. Через некоторое время он отправил к русским берегам шпигель-яхту и шлюпбот. Для расширения судостроения Пальчиков привлек корабельных мастеров Питерса и Грифа, а также одного из опытных кузнецов с Ост-Индской верфи. К маю того же года построили еще две шпигель-яхты, а с помощью дополнительно нанятого мастера Рена - второй шлюпбот . 13 мая Петр I приказал капитану П. П. Бредалю отправиться из Англии в Голландию, чтобы взять новый торншхоут, названный именем столицы - «Амстердам» . 3 декабря 1717 г. Россия заключила договор о постройке по более низкой цене еще трех шпигель-яхт в Амстердаме и ботдубеля в Дарте . О том, что под ботдубелем подразумевался шлюпбот, видно из письма Б. И. Куракина из Гааги от 7 февраля 1718 г. к царю . Фамилии ранее неизвестных строителей и размерения судов стали известны из донесения от 1 февраля 1719 г.: «Яхту (длина 17,5, ширина 5,6, высота 2 м) заказано было построить в октябре 1717 г. мастерам Якову и Яну Клосовым, детям Швановым под ведением баса [корабельного мастера] Фанрена по образцу яхты экипажмейстера Фан Горна, которая полностью построена и разобрана, а затем послана на фрегате «Святая Мария» («Юфау Мария») из Амстердама в С.-Петербург» .
Летом 1719 г. Куракин получил указание Петра о постройке в Голландии трех гекботов . Много времени ушло на поиск подрядчиков и места строительства. В конце концов, заключили контракт с Фанреном; к лету следующего года суда построили, но первый гекбот захватили шведы, а два остальных благополучно прибыли в Россию лишь в конце лета 1721 г. .

Модель двухдечного корабля, изготовленная Петром I

1720 г. ознаменовался возобновлением постройки крупных кораблей для Балтийского флота. В середине января Петр I направил в Амстердам корабельного мастера Девенпорта для постройки трех линейных кораблей, повелев Куракину оказывать ему всяческую поддержку . Пушки, якоря, паруса и смолу везли из России, а мачты - из Риги. В марте 1720 г. Девенпорт обнаружил в чертеже первого линейного корабля существенное отклонение от пропорций английского типа - ватерлиния на корме оказалась на полметра выше положенного, что потребовало переделки. По этой же причине задержалась закладка двух других кораблей. Лишь 25 августа Куракин смог заверить царя, что 50-пушечный амстердамский корабль будет готов в декабре 1720 г., а роттердамский - в апреле 1721 г. Второй амстердамский корабль заложить не удалось из-за протеста шведов амстердамскому магистрату . Подробности закладки в 1719 г., постройки и спуска на воду в 1720 г. трех амстердамских фрегатов («Амстердам-Галей», «Декронделивде» и «Эндрахт») пока не найдены.
Из письма К. И. Крюйса в Адмиралтейств-Коллегию от 29 декабря 1721 г. видно, что в 1720 г. голландцы построили галет «Танаем», который Петр I решил «никуда не употреблять и держать в сохранности в Риге для примера или экстраординарной экспедиции» , что свидетельствовало о высоких конструктивных качествах этого судна. Несколько необычный контракт в 1720 г. был заключен с голландским купцом Иваном Любсом в отместку за самовольный, вопреки договоренности, отъезд его жены из Москвы в Архангельск с целью покинуть Россию. На предложение Петра I построить для Балтийского флота два 52-пушечных корабля купец предложил одно из своих новых судов, а другое согласился построить не в Гамбурге, а в Амстердаме . По-видимому, именно эти корабли ранее значились как неизвестной постройки, причем по классу их относили к фрегатам . В 1721 г. через купца Троя велась достройка линейных кораблей «Принц Евгений» и «Ништадт». Доставить их в Россию удалось с помощью двух присланных из Ревеля русских линейных кораблей архангельской постройки .
Всего на голландских верфях по заказам русского правительства было построено шесть линейных кораблей, столько же фрегатов, бомбардирский галиот, прам, галера, шнява, яхта, транспорт, ластовое судно, четыре буера, торншхоут, девять шпигель-яхт, пять шлюпботов, три гекбота и галет, а всего 42 судна пятнадцати классов и типов. Лично царю голландцы подарили корабль и буер. Кроме того, России удалось приобрести линейный корабль, два фрегата и гукор, а также отремонтировать три линейных корабля. Все это говорит о достаточно большом вкладе голландского судостроения в становление Российского флота на Балтике.

ЛИТЕРАТУРА

Бестужев Н. А. Опыт истории Российского флота. Л., 1961, с 64.
Елагин С. История русского флота. Азовский период. СПб, 1864, с. 20, 21, 45, 31, 19, 247.
Веселаго Ф. Ф. Очерк русской морской истории. Ч. 1., СПб, 1875, с. 244, 279, 355, 108, 112.
Веселаго Ф. Ф. Список русских военных судов с 1668 по 1860 год. СПб, 1872, с. 692, 693, 76, 77, 12, 13, 76, 77, 280, 281, 192, 193.
Яковлев И. И. Корабли и верфи. 2-е изд., Л., 1973, с. 50.
Почему Петр Первый отправился учиться к голландцам? Для нас Нидерланды, Португалия, Дания - малые страны. Но в ХVII веке Нидерланды были крупнейшей колониальной державой. Они почти безраздельно хозяйничали на берегах Южной и Юго-Восточной Азии. Индийский океан был их "внутренним морем". А славу и богатство им принесла одна торговая компания. Всего одна.

Так почему Петр Первый учиться к голландцам?

Начиналось все в 1594 году, когда была основана Compagnie van Verre, Компания дальней торговли. Тогда девять амстердамских купцов, собрав 290 тысяч гульденов, снарядили четыре корабля, наняли 250 человек - и годом позже двинулись в море. Ветер гнал парусники в Индию, где тогда хозяйничали португальцы. Все крупнейшие порты Востока были в их руках. Однако в последние годы английские каперы все чаще перехватывали португальские суда в Южной Атлантике и грабили их. Ввоз перца в Лиссабон резко упал, а спрос на него по-прежнему был высок. Вот и решили голландские купцы торговать с восточными странами без посредников.

Первое плавание сочтено было успешным, и в ту же пору стали учреждаться новые компании для торговли с Индией. Однако их конкуренция едва не погубила торговлю Нидерландов. Тогда, чтобы не терять прибыль, видный политик, советник провинции Голландия Йоан ван Олденбарневелт предложил купцам объединиться.

Переговоры шли долго и трудно, но наконец договоренность была достигнута. Весной 1602 года Ост-Индская компания (так она была названа) получила от Генеральных штатов - верховного органа Нидерландов - монопольное право торговать на всей территории от мыса Доброй Надежды на юге Африки до Магелланова пролива на юге Америки. Так, власти нескольких провинций на севере Европы решили судьбу двух океанов.

По своим полномочиям Ост-Индская компания напоминала государство в государстве. Генеральные штаты Соединенных провинций - так тогда назывались Нидерланды - не только позволили ее руководству единолично торговать в Индийском и Тихом океанах, но и разрешили - от имени правительства - заключать договоры с заморскими странами, строить на их территории крепости, содержать войска, вести военные действия и даже чеканить монету. В свою очередь, руководители компании были обязаны регулярно отчитываться перед Генеральными штатами, представлять им на одобрение договоры, заключенные с местными князьками, а также сообщать, какие инструкции выданы губернаторам, оставленным в факториях.

Всеми коммерческими делами компании управляло общее собрание депутатов от ее палат - совет директоров. Из их числа выбирали руководящую коллегию - "Семнадцать господ".

Капитал компании складывался из "акций" - паев. Инвесторы, или пайщики не могли забрать вложенный капитал, но имели право продать свой пай на бирже или приобрести себе новые акции. Подобная политика помогала сохранить уставной капитал компании. Таким образом, она стала прообразом современных акционерных обществ.

Более половины уставного капитала - его сумма составляла 6,5 миллионов гульденов и никогда более не увеличивалась, - было внесено купцами из Амстердама. Поэтому из семнадцати мест в коллегии они получили восемь. Еще четыре места досталось купцам из Зеландии, в то время как остальные палаты получили всего по одному месту. Семнадцатое место поочередно доставалось купцам из Зеландии, Делфта, Роттердама, Горна и Энкхейзена.

Именно амстердамские директора требовали строжайшей монополии в торговле, борясь со своими главными противниками - англичанами. Среди директоров лишь поначалу преобладали купцы. Позднее всеми делами стали заправлять власти крупнейших нидерландских городов. Итак, эта была компания своего рода механизмом для извлечения прибыли.

Как же получилось, что клочок земли на окраине Европы, еще находившийся в состоянии войны с Испанией (перемирие было заключено только в 1609 году), захватил в свои руки всю торговлю с Азией?

Хлебный город на селедочных костях

Купцы Голландии и Зеландии, важнейших из Соединенных провинций, давно отличались предприимчивостью. В ХV - ХVI веках они потеснили знаменитую купеческую "республику" - Ганзу и захватили торговлю с Балтийским морем, вывозя оттуда хлеб и лес. Огромные флотилии судов отправлялись на промысел сельди, и город Амстердам, так часто поминаемый нами, по местному присловью, "вырос на селедочных костях". К концу ХV века в Амстердаме расположился крупнейший хлебный рынок Европы.

Флот Нидерландов стал крупнейшим в Европе, а судостроение - самой важной отраслью хозяйства. В 1597 году более четырехсот голландских кораблей миновало Гибралтар. Внешняя торговля Франции и западных княжеств Германии велась в основном с помощью голландских купцов. Пытаясь найти северный путь в Индию, именно голландцы достигли берегов Белого моря и начали торговать с Московией. Не заходя в Амстердам, они вывозили русские меха, воск, лес прямо в Италию. Итак, в Нидерландах не было недостатка в деятельных купцах и опытных моряках, готовых отправиться за тридевять земель в поисках добычи.

Некоторые историки называют перемены, происходившие в мировой экономике на рубеже ХVII века, "торговой революцией". Число торговых судов - нидерландских и английских, - курсировавших между С еверной Европой и Азией, стремительно росло, в то время как караванные пути, соединявшие побережье Красного моря со странами Персидского залива, пустели.

С появлением Ост-Индской компании цены на азиатские товары стали усточивыми, а выбор товаров расширился. Изменились и торговые пути. Лишь одно оставалось неизменным. Нидерландцы и англичане, чуть ранее создавшие свою Ост-Индскую компанию (1600), подобно их предшественникам - португальцам, платили за товары золотом и серебром, ведь европейские товары почти не пользовались в Азии спросом. Казалось бы, при чем тут Петр Первый и его учеба в Голландии?

Объем торговли с заморскими странами нарастал, и все больше серебра (в основном добытого в Америке) направлялось в казну князьков и царей Востока. По оценке статистиков, в 1610-х годах нидерландцы ежегодно вывозили в Азию драгоценные металлы на сумму 0,97 миллиона гульденов, а в 1720-х - на сумму 6,6 миллионов гульденов - есть чему учиться.

Фактории, мацис и серебро

Изыскания статистиков показывают, насколько велико было превосходство Нидерландов в азиатской торговле Европы в ХVII - ХVIII веках. Так, в ХVII веке Ост-Индская компания снарядила 1700 кораблей, а в ХVIII веке - почти 3000 кораблей. Их главные конкуренты - английская и французская Ост-Индские компании - снарядили в ХVIII веке соответственно 1865 и 1300 кораблей.

На чем основывались успехи нидерландцев? Вот их "три источника и три составные части": монополия на пряности, торговля с Японией сеть факторий по всей Юго-Восточной Азии.

Обычно компания заключала договоры с местными князьками, правившими Явой, Калимантаном, Суматрой и другими островами и побережьями. К 1670 году она обеспечила полную монополию на самые ценные экзотические специи: мускатный цвет (мацис), мускатный орех и гвоздику, вывозимые с островов Индонезии, а также корицу с Цейлона.

Нидерландский чиновник Эдуард Деккер, скрывшийся под псевдонимом Мультатули, писал позднее: "Не требовалось особо сложной политики, чтобы добиться желаемого от туземцев. Они слушаются своих главарей; достаточно было поэтому привлечь на свою сторону последних, обещав им долю прибыли, и дело было сделано".

Управляя подвластными им землями, слуги компании не церемонились. Под страхом смерти были запрещены вывоз и продажа семян и черенков пряных деревьев. Чтобы удержать монополию и не допустить падения цен, они вырубали целые леса мускатника, а избыток пряностей сжигали. Не щадили и людей. В 1621-1622 годах нидерландцы захватили острова в море Банда на востоке Индонезии и истребили большую часть местных жителей, а остальных обратили в рабство за то, что они продавали пряности другим "белым людям", не догадываясь, что торговать могут только с компанией. Опустевшие земли заселили людьми, привезенными с других островов.

В 1623 году солдаты компании заняли английскую факторию на острове Амбон (Молуккский архипелаг), а служащих казнили. Среди них было десять англичан, десять японских наемников и португалец - надсмотрщик за рабами. Так удерживалась монополия. "История голландского колониального хозяйства: развертывает бесподобную картину предательств, подкупов, убийств и подлостей" - тут с немецким экономистом К. Марксом нельзя не согласиться.

В 1638-1641 годах голландцы заняли португальские крепости на Цейлоне, а также Малакку - их важнейшую крепость в Малайзии. В 1656-1663 годах захватили Коломбо на Цейлоне и португальские фактории на Малабарском побережье Индии. Наконец, в 1669 году покорили султанат Макассар на острове Сулавеси (Целебес).

Так, за короткое время Ост-Индская компания захватила лучшие гавани, в которых обычно останавливались корабли, возвращавшиеся в Европу. Наконец, в 1652 году она основала на южной оконечности Африки факторию Капштадт (Кейптаун).

Уже летом 1598 года нидерландские купцы снарядили первую экспедицию к берегам Японии. Она кончилась трагично.

Лишь после 1640 года нидерландцы - единственные из европейцев, "назойливых и коварных", - получают разрешение торговать с Японией. В 1641 году власти Страны восходящего солнца отвели для торгов остров Дэсима, лежавший невдалеке от входа в гавань Нагасаки.

Этот насыпной остров длиной 600 шагов был сооружен за несколько лет до того - специально для торговли с европейцами - и обнесен забором. За его аренду голландцы платили 16 тысяч гульденов в год. Эта японская фактория имела важнейшее значение, ведь в ХVII веке лишь Испанская Америка производила серебра больше, чем Япония.
Так, с 1640 по 1649 годы из Дэсимы было вывезено не менее 15 миллионов гульденов серебра. В свою очередь, японцы покупали шелк, пряности, красное дерево, ртуть, киноварь, олово, свинец, селитру, кобальт, янтарь, зеркала, микроскопы, часы, механические игрушки.
В 1640 - 1670-х годах компания каждый год посылала в Нагасаки пять-семь кораблей. Но в 1668 году японское правительство запретило вывоз из страны серебра, и торговля стала невыгодной.

Япония лежала на периферии торговой сети. Средоточием же ее являлась Индонезия, и прежде всего остров Ява. В 1610 году в город Бантам на западном побережье Явы был назначен генерал-губернатор, а девять лет спустя он переехал в лежавшую неподалеку крепость Батавия (ныне - Джакарта). Она и стала важнейшим торговым и военным центром нидерландцев в Азии.

Поначалу обитатели крепости держались замкнуто, но уже к середине ХVII века все окрестности Батавии были заняты плантациями, на которых трудились рабы, часто вывезенные с других островов.
Батавия стремительно разрасталась. Если в 1624 году здесь проживали около восьми тысяч человек, то в 1700 году - 70 тысяч человек, а к концу ХVIII века - уже 150 тысяч человек. Лишь несколько тысяч из них были европейцами.
Именно этот "Вавилон Востока" стал узелком, из которого родилась торговая сеть компании. Все города и крепости, захваченные голландцами в Азии, связала Батавия. Отсюда пряности - эти "сыпучие деньги старых времен" - развозили не только в Европу, но и в Индию, Иран, Китай, выменивая их на различные товары, прежде всего ткани.
Разумеется, компания основала факторию и у берегов Китая - на Формозе (так называли тогда остров Тайвань). Здесь голландцы высадились в 1624 году; здесь они стали скупать шелк и выменивать его на японское серебро. Правда, прежде чем власти южных провинций Китая согласились на торговлю с чужаками, переговоры с ними пришлось вести в течение девяти лет. Зато потом на Формозу засновали джонки. Остров стал перевалочным пунктом в торговле Японии и Китая. Однако, когда в 1662 году противники маньчжуров бежали из Китая на Тайвань, жертвами этой междоусобицы стали голландцы. Их фактория закрылась.

Из жизни миллиона авантюристов

Жернова истории медленно мелют, а веретена ее неспешно ткут. Около 1700 года уже не так ценятся пряности, как шелк и индийский текстиль. В знатных домах полюбился китайский и японский фарфор, для подражания которому создают мануфактуры в Голландии, Германии и Англии.
Постоянно растет спрос на кофе и китайский чай. С 1734 года между Кантоном и Батавией стали курсировать "чайные пароходы". К этому времени в Англии и Нидерландах чай считается "народным напитком". Любопытно, что голландцы закупают в основном черные сорта чая, а англичане - зеленый, полюбившийся в колониях Северной Америки. (До "Бостонского чаепития" остается полвека.)
Интерес к торговле с Китаем необычаен. Еще в 1637 году для торговли с европейцами открывается порт Кантон (Гуанчжоу). Заход европейских кораблей в другие порты Китая запрещен. Но ненадолго. Позднее, с воцарением маньчжуров в Китае, англичане, голландцы, португальцы и французы приезжают в Китай, скупая чай, шелковые ткани, вышивки, веера, обои, фарфор, золото, ртуть, сахар, пряности, лечебные травы, в том числе хинный корень. Однако в 1757 году император Цяньлун запретил европейцам содержать фактории в Китае. Это заметно подорвало доходы компании.
Другой бедой стала коррупция. Крупные чиновники компании прикарманивали десятки и сотни тысяч гульденов - при месячном жаловании в 200 - 300 гульденов!
Росли расходы и на управление, число подданных Ост-Индской компании постоянно множилось. Если начинателями были две с половиной сотни авантюристов, то через столетие, в 1688 году, в компании служили около двенадцати тысяч человек, а на ее кораблях плавали еще десять тысяч. Всего же за время существования компании - с 1602 по 1795 год - присягу ей принесли около миллиона: солдаты и моряки, чиновники и купцы, ремесленники и люди без особого рода занятий, надеясь разбогатеть, спешили на край света - в Азию. Для сравнения: в ХVII веке в Нидерландах в среднем проживали около двух миллионов человек.
Матросы нанимались на три года, все прочие - на пять лет (с середины ХVII века и для матросов срок службы был увеличен). Засчитывалось лишь время пребывания в Азии; дорога была не в счет. Около половины всех солдат и матросов были иностранными наемниками. Для многих служба в компании была последним честным заработком, который они могли найти, но заработок был грошовый - 10 гульденов в месяц, да многие и не доживали до выдачи денег. Если же что и получали, то чаще всего раздавали за долги. Даже капитан корабля получал всего 60 - 80 гульденов.
В Азию плыли бедняки, для которых за морем "текли молочные реки, кисельные берега". Однако чаще их ждали малярия, лишения и смерть на чужбине. "Одних уносили войны, других - болезни, - подводит итог этой погоне за мечтой российский историк Е. Ванина. - Презрение к "туземцам" мешало перенимать сложившиеся за тысячелетия привычки, помогавшие приспособиться к иноземному климату".

Так, в начале ХVIII века в Батавии ежегодно умирали более двух тысяч европейцев. Город был построен в очень нездоровом месте; здесь постоянно болели малярией и дизентерией. Число больных в местных лазаретах редко опускалось ниже тысячи. Большинство не выживали.
Особенно много болели на кораблях, прибывавших в Батавию. В ХVIII веке на судах Ост-Индской компании умирал каждый четвертый матрос, в основном от инфекционных болезней. О гигиене нечего было и думать: матросы редко меняли или стирали белье, редко мылись сами; каюты не проветривались и почти не убирались. Чтобы пополнять убыль, компания стала принимать на корабельную службу китайцев и яванцев. Так, в 1792 году на кораблях, возвращавшихся в Европу, было всего 504 европейца из 1417 матросов.

Немногие делали карьеру в факториях компании и обогащались, разворовывая ее доходы. Для большинства же - солдат, матросов, мелких торговцев - пожизненной оставалась нужда.

Одни империи начинались с навабства, другие гибли в долгах

Впрочем, для акционеров Ост-Индской компании итог ее деятельности был вполне позитивен. Она обеспечивала пайщикам верный и немалый доход. В среднем в год им выплачивалось 18 процентов дивидендов. У руководителей же доход превышал порой сто процентов. Все дела их вершились в глубокой тайне. Они никому не давали отчетов.

Вот только попасть в этот круг рантье было очень трудно. У Ост-Индской компании общее число пайщиков составляло 500 - 600 человек. Примерно так же обстояло дело и в других компаниях: например, в английской Ост-Индской компании число акционеров не превышало двух тысяч.

Для азиатских партнеров компании ее баланс тоже был положителен. Кроме того, крупные империи - Япония и Китай - оградили себя от европейцев, допуская их лишь в отдельные гавани и диктуя свои условия.

Мелкие же княжества Малайского архипелага, а также Цейлон не могли противиться войскам компании и утрачивали свою экономическую, а часто и политическую независимость. Их правители не в силах были защитить свой народ от расправ, грабежей, обращения в рабство, а подчас вступали и в сговор с захватчиками.

Наконец, в Индии вплоть до середины ХVIII века европейцы старались не вмешиваться в жизнь местных государств, лишь в 1757 году англичане перешли к решительным действиям и вскоре захватили Бенгалию. Известно, что высшие служащие компании присвоили себе около трех миллионов фунтов стерлингов из казны навабства (княжества) Бенгалия.

Окончательно утверждались принципы колониальной политики европейцев, так ярко проявившиеся в ХIХ веке, открытые нидерландской компании, они получили особый мрачный блеск "большого стиля", благодаря англичанам.

С 1757 по 1780 годы из Бенгалии - за бесценок - вывезли товары на 12 миллионов фунтов стерлингов. Английские агенты заставляли бенгальцев отдавать свои товары за гроши либо не платили им вовсе.

Их конкуренты, голландцы, к концу ХVIII века терпели очевидный крах. В 1781 году дефицит компании составил году 22 миллиона гульденов, что в три с лишним раза превышало уставной капитал. В 1780 году началась четвертая по счету англо-голландская война (1780-84), компания потеряла фактории на Коромандельском берегу в Индостане, а также Цейлон.

Долги компании стремительно росли. В 1796 году, после провозглашения Батавской республики, государство взяло под контроль Ост-Индскую компанию. Все ее имущество и активы перешли в собственность республики. Ревизия показала, что долги компании превысили сто миллионов гульденов. Три года спустя Компания была ликвидирована, а сохранившиеся владения в Азии - прежде всего Индонезия - перешли под контроль нидерландского правительства и независимость получили лишь после Второй мировой войны.

Не удержала своих позиций и английская Ост-Индская компания. В конце ХVIII века ей пришлось обратиться к правительству за займом, чтобы покрыть дефицит. Через полвека была ликвидирована и эта компания. Время приватных империй прошло. В ХIХ веке их потеснили колониальные державы, но и они не сумели надолго сохранить заморские провинции. Запад остался Западом, а Восток - Востоком.

Контекст

Прогулка по тюльпановому раю

Кёкенхоф - тюльпановый рай

Прогулка по тюльпановому раю

Рай на два месяца

Прогулка по тюльпановому раю

Концептуально

Прогулка по тюльпановому раю

Хиппи

Прогулка по тюльпановому раю

Традиция

Прогулка по тюльпановому раю

Статья бюджета

Прогулка по тюльпановому раю

Не отходя от... парка

Прогулка по тюльпановому раю

Особенный цветок

Прогулка по тюльпановому раю

Если погода подводит

Петр на обучении корабельному делу в Голландии (с гравюры Вейбурга)

В Саардаме на верфи (с гравюры XVIII в.)

Присвоение Петру звания корабельного мастера в 1697 г. (с гравюры XVIII в.)

Модель двухдечного корабля, изготовленная Петром I

ЛИТЕРАТУРА

Бестужев Н. А. Опыт истории Российского флота. Л., 1961, с 64.

Елагин С. История русского флота. Азовский период. СПб, 1864, с. 20, 21, 45, 31, 19, 247.

Веселаго Ф. Ф. Очерк русской морской истории. Ч. 1., СПб, 1875, с. 244, 279, 355, 108, 112.

Веселаго Ф. Ф. Список русских военных судов с 1668 по 1860 год. СПб, 1872, с. 692, 693, 76, 77, 12, 13, 76, 77, 280, 281, 192, 193.

Яковлев И. И. Корабли и верфи. 2-е изд., Л., 1973, с. 50.